Яцек Пекара - Прикосновение зла

– Вы хотите, чтобы мы приехали сюда с лопатами и перекопали все горы? – Я пожал плечами. – Сегодня никто даже не знает, в каком ущелье убили Иоахима, и было ли это вообще в ущелье...

– У вас, в Святом Официуме, наверняка есть свои методы. – Кнаге заискивающе улыбнулся.

Это правда. Некоторые инквизиторы были особенно чувствительны ко всяческим духовным вибрациям, издаваемым предметами сверхъестественной силы. Одни блестяще изучали реликвии, другие могли с расстояния многих десятков локтей ощутить присутствие демонического или колдовского артефакта. Но, во-первых, инквизиторов, обладающих подобными способностями, было не слишком много, во-вторых, сомнительно, чтобы кто-нибудь из них позволил соблазнить себя на поездку в Херцель столь мизерными предпосылками, наконец, в-третьих, метод мог подвести. Я сам мог войти в транс, благодаря которому передо мной открывались врата иномирья, места, неуклюжим и уродливым образом имитирующего наш мир. Но деформация и уродство не касались святых предметов. Они, как я имел возможность убедиться, сияли в иномирье, словно миниатюрные солнца. Что важно, все мерзкие твари, обитающие в демонической вселенной, держались от них как можно дальше. Используя способность путешествовать в иномирье, я мог бы попытаться найти реликвию (если она вообще существовала), но это путешествие было настолько рискованным и грозило столь ужасной болью, что подобного решения я бы, конечно, не принял после разговора с Кнаге. Потому что Кнаге не убедил меня в своей правоте. Мы, инквизиторы, обучены так, чтобы не объяснять необъяснимое с помощью тайн и не переводить непонятное загадками. Вот почему мы сначала ищем естественные причины. Если женщина жалуется, что каждую ночь её посещает рогатый демон, который в спальне творит с ней ужасные вещи, сначала мы выясняем, не является ли эта особа сумасшедшей или наделённой слишком большим воображением. Затем мы спрашиваем, не пила ли она случайно слишком много спиртного или не наелась ли определённого вида грибов. Позже, наконец, мы ищем среди её соседей полного мужского запала шутника, который любит переодеваться. И лишь после того, как все эти попытки потерпели неудачу, мы задаёмся вопросом, не преследовал ли женщину демон. В случае, описанном Кнаге, можно было найти чудеса, но можно было всё отнести на счёт трудолюбия жителей упомянутых четырёх деревень, их опыта в хозяйстве и (конечно!) недюжинной дозы удачи. Той самой, которая позволяет одному игроку выбросить несколько шестёрок подряд, а другого одаривает одними единицами и двойками. Но до влияния святых или демонов отсюда ещё очень и очень далеко.

– Вы совсем с ума сошли, чтобы по такому поводу посылать письма в Инквизиториум. – Я тяжело вздохнул. – И, наверное, даже не отдаёте себе отчёта, что оторвали меня вашими бреднями от расследований огромной важности...

– Я прав! – Осмелился он меня прервать. – Не день, не год и не десять лет я говорил, что великая святая сила охраняет эти четыре деревни.

– И такие новости, наверное, распространяют в основном их жители, – пробормотал я, зная, что всегда лучше находиться под особым покровительством одного из святых и смотреть сверху вниз на соседей.

В комнату вошёл Маленький Ясик и, нагнувшись, чтобы не задевать шевелюрой об потолок, спросил вежливым тоном:

– Ну что, господин? Готовы?

– Выпей ещё кружку-другую, и возвращаемся, – сказал я.

Ясик кивнул и осторожно выбрался из алькова. Кнаге смотрел на меня широко открытыми глазами.

– Откуда вы знаете этого разбойника? Что у вас с ним за дела?

– Господин Кнаге, в Святом Официуме мы привыкли к тому, что не нам задают вопросы, а мы их задаём.

– Я не хотел вас обидеть, а только знайте, что это страшный злодей, всей округе хорошо известный тяжёлыми кулаками, паршивым языком и исключительной злобностью. Настоящий безбожник, скажу я вам.

– Мы, инквизиторы, даже бешеного пса умеем склонить к верному служению Господу Иисусу, – ответил я снисходительным тоном.

– Если у вас с ними какие-то дела, расспросите их, что и как. Мне вы не верите, но они вам скажут, что святой Иоахим присматривает за их округой. И, видите ли, мастер Маддердин, – он понизил голос до шёпота, – я дам голову на отсечение, что кто-то оттуда знает, где искать останки.

– Одних останков не хватило бы, – сказал я после некоторого раздумья. – Потому что в этом случае важен не предмет, а вера в силу этого предмета и его священное происхождение. – Я обратил взгляд на Кнаге. – Не могу поверить, что вы, соседи, не пытались разузнать, в чём там дело. Может, они построили часовню святому и молятся в ней? А может, что-то другое?

– Ба! – Он махнул рукой. – Что только не пробовали. И разговорить, и проследить. Без толку.

– А скажите мне ещё, раз вы так хорошо знаете людей. Что это за девушка, которую местные так уважают? Её зовут Дорота.

– Вы с ней познакомились? – Его лицо просияло. – Эх, такую бы себе заиметь... – Он со вкусом причмокнул. – Скажу я вам, что ради такой Доротки я бы даже отказался от холостого состояния. А её поле пахал бы от рассвета до заката и от заката до рассвета. – Когда он это сказал, его глаза заблестели.

– И правда, ничего себе девчонка, – согласился я с ним. – Но почему местные так её уважают? И даже любят, или что там...

Мы снова услышали скрип двери, после чего увидели Яська. Он с несчастной миной развёл руками.

– Господин, прошу вас, а то матушка голову мне оторвёт, если я не приведу вас к обеду. Ещё перед самым выходом наказала: только не опоздайте на обед. А ты, Ясик, присмотри за моим милым. Ну, это за вами присмотреть... Прошу вас, господин...

– А хорошо вы устроились, – прокомментировал Кнаге, но в его голосе не было иронии, а лишь нескрываемая зависть и восхищение. – Я бы полжизни отдал за это... тело. – Он сжал руки, словно мял ими тесто.

– До свидания, господин Кнаге – сказал я, вставая. – Теперь извините, ведь сами видите, что мы не можем дольше разговаривать. Но я постараюсь встретиться с вами ещё раз, когда, – я подмигнул, – позволят обязанности.

Он широко улыбнулся.

– Молодость! – Воскликнул он с восторгом. – Это называется молодость! Что бы я отдал, чтобы мне снова было двадцать лет!

Мне было не двадцать лет, а несколько больше, но я и в самом деле не поменялся бы возрастом с Кнаге. В конце концов, моя жизнь ещё была прекрасной неизведанной дорогой, и только от меня должно было зависеть, буду ли я резво бежать живописными лугами или ползти в дерьме. В то время как Кнаге ушёл уже так далеко по дороге жизни, что некоторые пути, я бы даже сказал: многие пути, потеряны для него безвозвратно. Несомненно, это было грустно, но я смел надеяться, что когда я подойду к преклонному возрасту сорока – сорока пяти лет, я смогу с полной уверенностью сказать, что Мордимер Маддердин – человек, если и не до конца удовлетворённый (ибо зачем в таком случае жить дальше?), то идущий прямой дорогой к этому угодному Богу удовлетворению.