Яцек Пекара - Прикосновение зла

– Это вы меня простите, – сказал я. – Я уже чувствовал такую усталость и сонливость, что плёл, что слюна на язык принесёт, лишь бы только поспать.

– Как я слышал, Бог соблаговолил, чтобы ваша судьба сложилась лучше, чем если бы вы кое-как переночевали у меня. – Я заметил, что он старается тщательно подбирать слова.

– Да, Бог соблаговолил, – согласился я с трактирщиком, – одарив меня милостью прекрасной госпожи.

– Да, да, они уважают её, те люди в горах. Мы знаем. Даже, извиняюсь, худшие говнюки и мерзавцы преклоняются перед ней, как перед знатной дворянкой или какой-то благодетельницей.

Я почувствовал едва слышный тон неприязни в его голосе. Так, словно эту неприязнь к ней он ни за что на свете не хотел ни обнаружить передо мной, ни даже самому себе в ней признаться, но она проскальзывала помимо его воли.

– Признаюсь, и я полон восхищения силой, с которой молодая женщина сумела справиться с такими грозными людьми, – сказал я.

– В этой семье всегда было именно так. – Он покачал головой. – И её мать, и мать её матери, и далее, сколько самые старые люди помнят, все они были очень уважаемы.

Поразительно! Может, они были жрицами какого-то языческого культа, в котором особую роль играли женщины? Культа, который выжил на предгорьях и в горах и процветал вдали от святой веры? И не о таких вещах и не о таких мерзостях мы слышали. Не раз и не два подобные остатки древних суеверий инквизиторы выжигали огнём и вырезали железом, восстанавливая в окрестностях божественный покой. Хотя, надо признать, что это выжигание и вырезание мы иногда проводили с таким рвением, что после завершения расследований и процессов требовалось призывать новых поселенцев, ибо некому было возделывать землю и разводить скот. Поэтому феодалы не смотрели на подобные действия благосклонным взглядом. Но я также знал, что с некоторого времени Инквизиториум пытался привлечь на свою сторону сильных мира сего, а, следовательно – немного аккуратней разбрасываться смертными приговорами среди их подданных.

– А настоятель-то уж на неё не нахвалится, – продолжал трактирщик. – Она даже худших мешкорезов, карманников и других негодяев обращает к добру и заставляет их исповедоваться и принести щедрые пожертвования. И сама она, знаете, подарила прекрасный алтарь в их церковь.

Ха, вышеизложенная характеристика мало соответствовала языческой жрице, но почему бы и нет? В конце концов, мы, инквизиторы, нередко встречались с отвратительными и закоренелыми грешниками, которым удавалось в глазах соседей выглядеть святее самого Папы. Я бы даже сказал, что служители Святого Официума внимательнее, чем обычно, обращали внимание на всевозможных благочестивых, щедрых дарителей, златоустых проповедников, святейших отшельников или других людей, щеголяющих своей любовью к Господу Богу и Церкви. Ибо мы по умолчанию думали, не скрывают ли эти благочестивые, богоугодные дела от глаз инквизиторов грехов, совершаемых этими людьми? Не скрывает ли позолота, бросающаяся людям в глаза, ржавчины, и не заглушают ли ароматные масла и духи зловония гнили? И знаете что, любезные мои? Когда Инквизиториум всерьёз и с полной самоотдачей принимался за такого святошу, чаще всего оказывалось, что он грешил против законов божеских и человеческих, и тогда с полной уверенностью в своей правоте мы могли складывать костёр.

Конечно, не везде, не всегда и не во всём следовало видеть руку Дьявола. И в нашем не лучшем из миров находились люди благородного сердца, известные праведными деяниями. Недавно в городе Виттлих (жителей которого я спас от мерзкого существа особого сорта) мне довелось познакомиться с таким человеком, который за содеянную ему милость умел щедро отплатить.

– Поистине святая женщина, – сказал я серьёзным тоном.

Он быстро взглянул на меня, как будто проверяя, не издеваюсь ли я над ним, но я сохранил каменное выражение лица.

– Так тоже некоторые говорят, – согласился он со мной, – потому что она всегда подталкивает людей только к хорошему, и, знаете, так искусно это иногда делает, что те и не догадываются, что их подтолкнули.

На этот раз эти слова прозвучали с искренним уважением, и я подумал, что это так же интересно, как и весьма хвалебное описание характера и поступков моей хозяйки. Однако это по-прежнему вовсе не означало, что она не была виновна в занятиях чёрной магией, а лишь то, что она хорошо умела маскировать своё истинное лицо и обманывать людей фальшивыми поступками. Однако, признаюсь, я не был бы в восторге, если бы подобные предположения оказались правдой, ибо тогда следовало бы начать расследование, а Дороту подвергнуть пыткам и сжечь. А ни один инквизитор не любил жечь женщин, с которыми спал. Ну, разве что она здорово ему досадила...

Если бы я был в Херцеле с официальной инквизиторской миссией, я бы не преминул посетить священника, который так тепло отзывался о Дороте, и спросить о причинах такой сентиментальности. А мелким купчиком из окрестностей Кайзербада священник попросту бы пренебрёг, может, не ответив на его вопросы, а может, и ответив неизвестно насколько откровенно. К сожалению, так уж оно есть, что плащ со сломанным серебряным крестом (и даже не плащ, но и само представление служителем Святого Официума) открывал многие двери, а людские сердца склонял к исповеди. Обычно, правда, люди хотели прежде всего исповедоваться в грехах своих ближних, но, направляемые умелой рукой, начинали, в конце концов, исповедоваться и в собственных.

Нашего информатора звали Герман Кнаге, и он был рослым мужчиной средних лет. У него было обожжённое солнцем лицо и седые волосы, которые короткой густой щетиной покрывали его череп.

– Мастер инквизитор, я полагаю? – Сказал он, когда я поздоровался и сказал пароль, который он дал нам в письме.

– Мордимер Маддердин, к вашим услугам, – вежливо представился я. – Давайте сразу к делу, господин Кнаге, потому что, честно говоря, у меня мало времени.

Он прищурил глаза.

– А почему, позвольте спросить? У вас есть другие обязанности?

Ну что ж, мои занятия с Доротой можно было назвать обязанностями, и, безусловно, обязанностями приятными. Но я понимал, что Кнаге не это имел в виду.

– Скажем, на данный момент я не вполне хозяин своего времени, – пояснил я. – Так что расскажите мне всё, поскольку из вашего письма, уж извините, ничего не понятно.

– Так и должно было быть. – Кивнул он, не смущённый моими словами. – Выпьете что-нибудь? Вина? Горилки? Пива? Здесь варят очень вкусное пиво.

– Благодарю покорно.

Я заметил, что Дорота морщила нос, когда чувствовала от меня запах спиртного, поэтому я решил, что не буду причинять ей ненужных неприятностей, тем более что я не принадлежал к тем людям, которым для хорошего самочувствия был необходим шум в голове.