Яцек Пекара - Прикосновение зла

– Невероятно красивое, – честно ответил я.

На камне был выгравирован щит, разделённый на четыре части, стало быть, это украшение принадлежало когда-то какому-то мужу благородного происхождения. Я осмотрел кольцо ещё внимательнее, и тогда на внутренней стороне кольца увидел надпись: «Domini Canus».

– Гвозди и тернии! – Я не смог удержаться от вскрика.

Дорота аж подскочила, а у меня при виде этого движения отвисла челюсть. Поскольку, пока я смотрел на камень, она уже избавилась от сорочки. А голая подпрыгивающая Дорота... Поверьте мне, любезные мои, это не было тем зрелищем, которое мужчина с горячей кровью встретит лёгким движением бровей.

– Не пугай! – Она шутливо щёлкнула меня по уху.

– У тебя кольцо Святого Иоахима! – Я подтолкнул к ней украшение. – Смотри: Domini Canus, Пёс Господень. Святой Иоахим приказывал так себя называть своим людям.

– Что?! – Она взяла кольцо в руки, осмотрела, надела на палец, но поскольку он не держался даже на большом пальце, положила его обратно на столешницу. – Хочешь – себе возьми, – сказала она беспечно. – Ну, если тебе нравится... Ему будет лучше у тебя, чем в этом ящике. Я даже не помнила, что у меня есть что-то подобное.

Я не из тех, кто лезет за словом в карман, но на этот раз я был как громом поражён.

– Дорогая, – сказал я наконец, – это кольцо стоит целое состояние. Даже само золото и камень, а учитывая ещё, кому он принадлежал...

– Мордусик, ты мой шафрановый кексик! – Она прижала меня так, что моя голова исчезла между её грудями. Ха, какое тёплое и комфортное жилье для ошарашенной головы! – Какой ты честный и милый. Возьми его себе, возьми и не говори о нём больше.

Что было делать после столь очевидного благословения? Кольцо святого Иоахима любой ювелир счёл бы предметом чрезвычайно ценным, а любой инквизитор не описал бы его другим словом кроме как: бесценный. Особенно если этот инквизитор искал останки убитого рыцаря. Теперь я мог уже без труда обнаружить, где находятся останки святого. И, как следствие, увести у коллег-инквизиторов реликвию из-под носа, а затем получить долю от её продажи графу, который отправил Тура и Уйма в Херцель. Наконец, я мог бы продать и само кольцо тому, кто больше заплатит. И я знал одного епископа, коллекционера реликвий, который осыпал бы меня золотом за вещь Святого Иоахима, поскольку его и самого звали Иоахим, и он питал огромное уважение к своему покровителю. Короче говоря, благодаря дару этой милой девушки, ваш покорный слуга мог стать очень богатым человеком... И это очень, очень мне нравилось, хотя бы из-за того, что, будучи финансово независимым человеком, я мог бы гораздо эффективнее служить Богу и защищать нашу святую веру, не беспокоясь больше, как в поте лица заработать на краюшечку хлеба и стаканчик воды.

– Большое спасибо. – Я с искренней благодарностью поцеловал руку Дороты. – Скажи, ты вообще знаешь, сколько стоят все эти безделушки?

– Вещи стоят ровно столько, насколько мы их любим. – Она посмотрела на меня и покачала головой.

Вы поглядите, подумал я, как быстро эта простая, хотя и приятная девушка набирается обаяния, блеска и разума, общаясь с человеком моего образования и воспитания.

– Я не такая глупая, Мордусик, – продолжила она. – Я знаю, что в городе я смогу его продать за большие деньги. Но зачем? Деньги мне не нужны. Подожди ещё. – Она потянулась за спину и сняла тонкую серебряную цепочку с крошечным медальоном, который до сих пор висел на её шее. – Возьми это, дорогой. Это по-настоящему моё. А у тебя есть какие-нибудь памятки, мой карамельный пряничек?

Памятки, подумал я, да, у меня много памяток. Шрамы, плохие воспоминания, незаживающие душевные раны. Букеты чёрных цветов, растущие на кладбище моего сердца...

– Хмммм?

Какое-то время я не понимал, о чём она говорит, так сильно я погрузился в мрачные размышления. Ба, я почувствовал, что непрошенная слеза навернулась в уголке моего глаза...

– Нет, – ответил я. – Не думаю. Но у моей матери было много украшений. Мне нравилось играть с ними, когда я был ребёнком...

Видение прошлого встало перед моими глазами. Я сидел на кровати, и передо мной была гора колец, браслетов, брошей, серёжек, диадем, ожерелий. Камни красные, зелёные, жёлтые, белые, синие, прозрачные, словно стекло... Всех видов. Некоторые огромные, некоторые маленькие, как маковые зёрнышки. И взглядом, обращённым в прошлое, я увидел женщину. У неё была снежно-белая кожа, чёрные, как сажа, волосы и глаза, в которых можно было утонуть, как в штормовых озёрах. Она смеялась, видя, с каким пылом я играю с принадлежащими ей драгоценностями. Моя мать... Она появлялась из тьмы памяти так редко, как если бы она была единорогом, скрытым в лесной глуши. Что с ней случилось? Почему она бросила меня? Бросила? Этого я не помнил. Всё, что я знал, это то, что однажды она исчезла из моей жизни и больше не появлялась. Может, она умерла?

– Мордусик. – Дорота чмокнула меня в плечо. – О чём ты думаешь, мой ванильный пирожочек?

– О моей матери, – ответил я чистую правду.

– Моя была очень любима. Знаешь, мне так говорили, потому что она умерла, когда я родилась. – Дорота тяжело вздохнула. – Но Ансельм и другие меня вырастили...

– А отец?

Дорота рассмеялась.

– Мама, говорят, его прогнала, потому что он засматривался на других баб. А твой?

– Я не знаю, кто мой отец, – сказал я быстрее, чем подумал, забывая, что я, в конце концов, плакался Ансельму, что мне нужно срочно вернуться к умирающему папочке.

– Я слышала, мой был парнем хоть куда. Но мама всё же прогнала его, потому что ей нравилось иметь мужчину в единоличной собственности. – Она рассмеялась. – Я, Мордусик, моя булочка с корицей, такая же. – Её голос потвердел. – Если начнёшь засматриваться на других девушек, выгоню на все четыре стороны. Но это останется у меня!

Говоря «это», она так крепко и так неожиданно схватила меня за гениталии, что я чуть не скорчился от боли. Она заметила, что переборщила, и тут же нежно защебетала.

– Прости, Мордусик! Прости, прости, прости! Ты простишь свою Доротку, мой сладкий оленёнок?

– Прощаю, – простонал я. – И я не оленёнок. У оленей есть рога. Если ты наставишь мне рога, я тебя убью. Или нет. – Я схватил Дороту за голову и повернул её лицо так, чтобы она смотрела мне прямо в глаза. – Если ты меня предашь, я тебя изуродую. Я порежу тебе лицо ножом так, чтобы ты больше никогда не понравилась другому мужчине.

– Солнышко моё! – Она просияла. – Ты так сильно меня любишь, Мордусик? Какой ты милый, моя марципановая жемчужинка! Доротка никогда тебя не предаст! Никогда!

Она обхватила мои бедра ногами, и через некоторое время нам стало немного неудобно. Она сдвинулась так, чтобы обеспечить нам немного больше комфорта. Это ей удалось...