Екатерина Оленева - Зеркала и лица: Солнечный Зайчик [СИ]

Улыбка действительно доставала.

— Теперь ты тоже знаешь, какого это: лежать у чьих-то ног.

— Я тебя в порошок сотру!

Но на фоне веселого, заливистого хохота потуги на рык выглядели гротескной пародией.

— Хочешь, покажу ещё одно простенькое, но эффектное заклинание? — ухмыльнулся Поттер.

— Наглая малявка… — двинулся было Нотт.

Но Петтигрю взмахом палочки отправил его полежать под Петрификусом.

Поттер играюче отбивал проклятие блондина. Те роем цветных искр рассыпались повсюду, и будь Лили более чистокровной, ей было бы страшно. Рикошетило во все стороны.

— Рем, убери отсюда Сириуса.

— Ты…?!

— Убери его отсюда, я сказал!

Поттер как всегда весел и бесшабашен. Как всегда — играет.

«Осторожнее, Джеймс!», — хочется крикнуть Лили.

Хочется до такой степени, что она закусывает губу.

Люциус откидывает голову, как змея, перед броском раздувающая капюшон. Поттер с вызывающей улыбкой ждёт его действий.

Питер Пэн, пляшущий на расстоянии шага от беды.

Мальчик, которому не суждено стать взрослым…

Палочка Люциуса рубит сверху вниз. Поттер вскидывает свою снизу вверх. И два огня сшибаются, соединяются в одну цветную, великолепную, похожую на радугу, дугу.

Что-то дрожит, тонко звеня, и свет проклятий гаснет.

В коридоре смолкает грохот. Снова становится темно.

— Я убью тебя, Поттер…

— Не вспотей, Люци, на сквозняке это опасно. Так всегда говорит моя престарелая тетушка. Используй силу взгляда. Взгляд негодующего Чистокровного, говорят, способен обернуть в горькое воспоминание…

Новый замах.

Снова вспышки.

— Я не удовлетворяюсь взглядами, — рычит Малфой.

— Тогда поучись любить правую руку. Может, полегчает? — Поттер снова ловко увертывается от проклятий Малфоя.

Танец на острие ножа.

Пляски с тигром.

Лягушонок — заносчивый позер, но Лили не может не любоваться им сейчас. Его брызжущей энергией, ключом бьющей куда попало.

Люциус склоняет голову, как бы признавая поражение. Медленно опускает палочку. Светлые волосы сверкающим водопадом обрамляют узкое лицо.

— Эйвери, Каркаров! Подберите Нотта. Мы уходим. Приятных снов, Поттер.

Люцуис разворачивается и делает несколько небрежных шагов в сторону.

Поттер смотрит ему вслед, ероша черные густые вихры, то ли в недоумении, то ли от радости, что так легко отделался.

Малфой внезапно оборачивается и вскидывает палочку:

— Круцио!

Неведомая сила поднимает в воздух худенькое тело Лягушонка и с лету впечатывает в стену.

Внутри у Лили все леденеет, когда она слышит крик Поттера:

— Так нечестно, Малфой!!!

Взревели сирены, среагировав на Непростительное.

— Уходим, — скомандовал Малфой. — Быстрее, быстрее…

Лили выбежала из своего укрытия и кинулась к Лягушонку:

— Джеймс! Ты в порядке?

— Эванс? Я так и знал, что ты где-то рядом! Да не смотри ты вслед Малфою, на меня смотри!

— Но…

— Мерлиновы штаны! Филч, чтоб ему…!

Поттер толкнул Лили в нишу за статуей и набросил им на голову какую-то тряпку.

Он вообще-то в своем уме?

— Что…?

— Тс — с!

Мальчишеская ладонь зажала рот. Взглядом Поттер приказывал Лили молчать.

Он всерьёз считает, что Филч не заметит их под этой струящейся, насквозь просвечивающей тканью?

— Что тут происходит?!

Странно было видеть Макгонагалл в халате и шлепанцах на босу ногу. Да ещё и в бигуди. Лили так и разбирало захихикать. Это было почти неконтролируемо, как желание чихнуть. «Страшные» глаза Поттер только усугубляли дело.

— Видимо, какая-то стычка между студентами, — резюмировал подоспевший со стороны Подземелий Слагхорн.

Он тоже потешно смотрелся в своей фланелевой пижамке с корабликами.

— Судя по всему, какой-то олух применил Непростительное?

— Минерва! Сейчас почти полночь. Наверняка преступник пошёл баиньки. Последуем его разумному примеру.

— Как вы можете, профессор?!

— Могу, — со страдальческим выражением на лице почти прохныкал слизеринский декан. — Я спать хочу…

— Нужно незамедлительно доложить обо всем директору.

— Ну если незамедлительно… — развел руками Слагхорн.

Причитания длились как минимум минут десять.

Оставалось только дивиться, что никто из преподавателей даже и не посмотрел в сторону парочки, затаившейся рядом с рыцарем в доспехах.

Лили и Поттер были словно невидимки.

Наконец мягкое шарканье шлепанцев возмущенных преподов стихло в дремлющих переходах замка.

Лили казалось, что она уснет стоя, словно лошадь.

Самый ужасный день в её жизни близился к концу. Не день, а кошмар наяву.

А вот Поттеру спать, увы, не хотелось.

— Ты давно пряталась в том переходе, Эванс?

— С самого начала. Только будет лучше, если Блэк об этом не узнает, — сообщила она, зевая с риском вывихнуть челюсть. — Джеймс, не говори ему, ладно?

— Ну, вообще-то Сириус и сам обо всем догадается, когда я тебя под белые ручки в гостиную заведу. Ну может быть и есть способ проскользнуть незаметно? А что я за это получу, Эванс?

— Пощадишь самолюбие друга.

— Зелье, Эванс!

— Поттер! Как же ты меня достал… — тихонько взвыла Лили.

— Я незаметно протащу тебя в гостиную, верну сумку, сам схожу на твои отработки или договорюсь с Макгонагалл, чтобы она от тебя отстала. Я публично принесу тебе свои извинения, посыплю голову пеплом. Дам клятвенное обещание держаться от Нюнчика — Блевунчика на расстоянии, скажем, на месяц… или даже на два. Ну Лили. Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— О-о! Я теперь — Лили?

— Эванс! Ну не цепляйся ты к словам. Эванс?! Эванс! — возмущенно встряхнул он её. — Ты что?! Спишь?!

— М — м! Засыпаю. Поговорим завтра? Я сейчас просто упаду…

— Вижу. Ладно… Но завтра — обязательно. Заметано? — протянул он ладонь.

— Заметано.

Лунный луч скользит по коридорам Хогвартса.

Лили семенящими шажками крадётся следом. Круглая, раздутая луна заглядывает в готические окна. Желтая, насмешливая, зловещая.

Что-то шуршит по углам, блестит красными огоньками.

Снежные волосы сверкают, точно снежинки, резко выделяясь во мраке.

— Я могу быть очень изобретательным… — выдыхает тихий вкрадчивый голос. — Ты не пожалеешь, сладенький…

Тонкие пальцы Малфоя путаются в темных волосах:

— Северус… — странным, волнующим, липким голосом дышит темнота.

«Да как ты смеешь?!», — пытается крикнуть возмущенная Лили.

Но голос не слушается. Будто на неё наложили Силенцио.

Или её душат непролитые слезы?

Тихий, змеиный смех, ласковый и пренебрежительный:

— Мой Северус…! — торжествующе рокочет голос.

Сплетённые в тесном объятии тени четко выделяются на фоне окна.