Татьяна Иванова - На перепутье миров

— Как же больно! — не сдержавшись, громко вскрикнула женщина. И тут же в дверях появился надсмотрщик. Он сразу все понял, быстро вошел и стал рядом, сложив руки на груди.

— Ну и что? И что это значит? — корчась от нестерпимых мучений, взглянула на него Алекс, — ты что, будешь просто стоять и брызгать лупетками? Помоги хоть чем-нибудь. А-а-а!

Огромный живот стал колом, и было такое чувство, что внутри кто-то сильный и могучий выпрямился во весь рост и теперь хочет руками разорвать несчастную роженицу пополам.

— Е-мое! — Алекс не знала, что предпринять. Она то садилась, то ложилась, то вскакивала и бегала по угрюмой келье, — Боже, Боже, помоги! Мне больно, очень больно!

Стражник стоял, не шелохнувшись. Его совершенно не трогали ни крики Алекс, ни то, что роды могли оказаться трудными или неудачными. Он ждал только результат. А еще чуть позже затащил в каморку небольшую тачку, что еще раз доказывало, что приплод будет увезен от матери сразу же после рождения.

Боль стала стихать, женщина с облегчением вздохнула.

— Сука! — со злом плюнула она в сторону надзирателя, — сука безжалостная! Вот ты кто!

Тот не реагировал. Он только смотрел на живот Алекс, как загипнотизированный. И вот оно началось.

Острая боль пронзила все тело, по ногам потекла жидкость, много жидкости.

Алекс упала на шкуру в углу и раздвинула ноги. Она поняла, что роды начались. И что эти роды станут самым сложным испытанием в ее жизни. Ведь она не знала, как справиться с этим без помощи медиков, а то, что стражник не собирается даже шевельнуться, было уже понятно.

— А-а-а-я-я-я-яй! — с надрывом орала роженица, — помогите, помогите хоть кто-нибудь! Где акушеры? Где ваши сраные врачи? Мамочка, родная, помоги!

Ей, конечно, никто не помогал и не подсказывал, что и как надо делать. Да это и не нужно было. Ребенок, вернее, как оказалось, дети, а их было несколько, сами стали рывками выплывать из лона матери. Один, второй, третий… Тут же раздался пронзительный детский визг. Несколько писклявых тоненьких голосов уверенно заявляли миру о своем появлении.

— Боже, какой кошмар! Ужас! А-а-а! — Алекс корчилась от боли, кричала, причитала, стонала и заливалась в горьком плаче, — сколько же вас там?

Надзиратель вдруг посчитал нужным вмешаться в процесс. Он быстрым движением стал перерезать пуповины и складывать детей в тачку. Сколько отпрысков она произвела на свет, Алекс даже не успела заметить. Может, пять, может, шесть. Не успела рассмотреть и пол ребятишек. Только заметила, что они были чернокожими. А потом ушла в забытье…

Первое, что почувствовала женщина, когда пришла в себя — чувство облегчения. Она лежала в той же келье на меховой подстилке, рядом валялось тонкое меховое покрывало, которое она сразу же приспособила в качестве одежды. Больше ее не мучила тошнота, ушла боль, живот стал плоским. Между ног, тем не менее, чувствовался дискомфорт. Алекс осторожно дотронулась туда пальцами и нащупала несколько швов. Рана, судя по запаху, была обработана спиртовой настойкой. Это было не понятно. В забытом Богом дремучем мире такие внимание и чудеса врачевания были не ожидаемы и не объяснимы. Кто позаботился о несчастной жалкой пленнице? С какой целью?

— Похоже, убивать меня пока никто не собираются, — напрашивался вывод.

Алекс чувствовала смертельную усталость, и хотелось пить. Словно услышав ее мысли, в дверь протиснулся надсмотрщик, и занес бочонок с жидкостью белого цвета. И еду. Не кашу, которая за несколько месяцев надоела женщине, а кусочки чего-то пахнущего мясом, фрукты и овощи. Заинтересовала не еда, а пахнущая свежестью жидкость.

— Молоко?

Это было не молоко, но напиток вкусный и сытный. Алекс сделала несколько больших глотков и …о, ужас! Ее грудь и так за время беременности увеличилась размера на три, а теперь ее расперло до невероятных размеров. Надсмотрщик подал женщине пустой горшочек.

— Вот, блин, я дура! — Алекс осенило, — вот откуда забота! Вам нужно молоко! То есть, я должна выкормить детей? Видеть нельзя, а кормить — будь добра. Несправедливо!

И все же взяла горшочек и стала сцеживаться. Не для того, чтобы дети, которых ей не показали, имели здоровую пищу, а затем, чтобы избавить себя от неприятных ощущений. Ведь перспектива заработать мастит ей не казалась радужной.

Когда грудь перестало распирать, Алекс передала молоко надсмотрщику. Тот взял и немедленно удалился. А женщина стала усердно наполнять желудок. Пища была вкусной, хорошо приготовленной. Очень быстро наступило ощущение сытости. А еще голова значительно «просветлела». Уставшие больные мозги словно получили долю исцеления.

И вновь подумалось о том, что, скорее всего, в пище есть особенное свойство, которое помогает справляться с нечеловеческой усталостью и положительно действует на мозги. Ну, во всяком случае, на ее мозги, это точно…

Время проходило размеренно и не торопясь. Изо дня в день Алекс сцеживала молоко, отдавала сторожу, а в остальное время находила себе занятия. С утра выполняла комплекс восстановительных упражнений. Потом принимала завтрак и рисовала на черных стенах каморки найденным на полу кусочком минерала, похожего на мел, картинки и сочиняла надписи к ним.

«Бесконечная дорога, пышно хвойные леса, куст ракиты у порога — моей жизни полоса», — и тут же возникала иллюстрация к скромному творению.

Стены от пола до потолка были уже изрисованы ее придумками, а фантазия «бурлила» и «бурлила», заполняя досуг женщины и спасая от деградации. В картинах были отражены моменты из ее прежней жизни и нынешней. Надсмотрщик реагировал на новое занятие пленницы без эмоций, но иногда в его глазах пробегала светящаяся искорка. Будто срабатывала фотовспышка.

Однажды Алекс поймала себя на мысли, что начала понимать стражника, а он стал понимать ее. Случилось это неожиданно.

«В поле волки, в бору елки, в небе вороны кружат. За окном грозы осколки летний дождик сторожат…» — Вот и новые стихи, а картинку закончить не удалось, стерся последний мелок.

«Чем же я теперь буду малевать?» — с досадой подумала она.

В то же мгновение в дверь протиснулся «телохранитель» и протянул несколько небольших кусочков минерала.

«Спасибо», — мысленно поблагодарила его женщина.

«Рисуй,» — прочитала она во взгляде.

С каждым днем Алекс чувствовала, как она хорошеет, свежеет и становится мудрее, что ли? Ее жизнь начала обретать неведомый прежде смысл. Часто она думала, анализировала, стараясь дать адекватную оценку своим прежним действиям и поступкам.

Алекс не обращала внимания на то, что в помещении мало воздуха и света. Зрение ее обострилось, легкие стали работать лучше. Она стала жить в своих рисунках, а окружающее превратилось в придуманный и уже не напрягающий фон.