Татьяна Иванова - На перепутье миров

— Ра-аз! Два-а! Три-и! — ее негромкий голос сливался с плачем и стонами других, превращая все эти звуки в зловещий нечеловеческий вой.

Впервые за эти дни женщина обратила внимание на идущего перед ней мужчину. Возраст его определить было сложно — худые, изможденные силуэты казались со стороны одинаковыми. А длинные немытые пряди волос, свисающие на спину, при постоянно тусклом освещении могли указывать как на шевелюру молодого обросшего блондина, так и на седые патлы древнего старика.

— Эй! — шепотом позвала Алекс, — Эй! Вы слышите меня? Вы понимаете меня? Мужчина! Я к вам обращаюсь.

Тот не ответил. Но слегка дернулся. И по едва заметному движению женщина поняла, что он услышал. Понял или нет — неизвестно, но услышал — это точно.

В это время колесо обогнуло круг, и Алекс оказалась лицом к трубе. Как раз чаны переполнились, пришла пора их уносить.

— Ну, где же вы? А то снова ничего не увижу, — терпения едва хватало. Алекс должна была увидеть знакомое лицо. И увидела.

— Светлана!!! Вот так да! — так вот почему она не увидела ее в ту злосчастную ночь, вот почему кровать в углу пустовала — светящаяся воронка затянула Пушкину раньше, чем Алекс.

«Значит, я не ошиблась? Значит, она все видела? Значит, поэтому она боялась? Значит, она точно что-то знала?» — множество вопросов мучили женщину, но ответа на них не было.

Одно обстоятельство показалось Алекс странным — хотя в чумазой рабыне и трудно было угадать девушку, которая недавно чуть не довела ее до убийства, но все-таки это была она, только выглядела значительно старше.

…Тем не менее, время шло, не останавливая монотонный ритм ни на минуту. Тяжелая работа двигалась своим ходом, прерываясь раз в сутки на обед. Сна для пленников не предусматривалось, недостаток его восполнялся зельями, добавляемыми в еду. Время суток сменялось незаметно. Воздух был тяжелым, пыльным и густым, что мешало ориентироваться во времени и пространстве, небо всегда темное, а в одинаково тускло светящемся на нем диске разобраться было трудно: солнце это или луна.

Алекс смирилась со своей участью. Выхода назад она не видела. Все попытки наладить отношение с другими пленниками неизменно заканчивались неудачей. Лишь добавляли кровавых ран на теле. Подобраться к Пушкиной не представлялось возможным. Кормили их в разное время, а в процессе работы всякий контакт узников карался побоями. Каждый очередной труп шел на съедение невидимому монстру из глубокой впадины.

— Фашисты! — этот почти беззвучный выплеск эмоций был для Алекс единственным способом сопротивления, — Суки! Гады! Ненавижу!

Как-то в «обеденный перерыв» Алекс столкнулась нос к носу с впереди идущим узником. Он оказался отнюдь не молодым блондином. Наоборот, он был стар. Так стар, что в изрешеченном морщинами лице почти не угадывались его былые черты. Возможно, он был когда-то прекрасен, как ангел, а, может, уродливей Франкенштейна.

— Я слышал вас, — тихонько шепнул он Алекс на русском языке, — я должен вам что-то сказать. Очень важное…

И в этот момент толпа рванула к корытам, сваливая все на своем пути. Она отбросила старика далеко в сторону от женщины.

— Подождите! Подождите меня! — Алекс ринулась следом. Она стала расталкивать пленников, но прорваться через огромное скопище голодных мужчин было не под силу. Через несколько секунд мужчина исчез из поля зрения…

На счастье, великаны ставили рабов после кормления неизменно на их прежние места. И никогда иначе. В чем был смысл, было не понятно. Возможно, ужасные варвары обладали хорошей памятью. А может были запрограммированы. Как бы там ни было, старик снова оказался впереди.

— Мужчина! — сразу же тихонько зашептала женщина, лишь только вновь завертелось колесо, — мужчина, вы хотели что-то сказать. Эй, мужчина! Я вас слушаю.

Увы! Старик работал молча. Она не дрогнул, не дернулся, только ссутулился намного сильнее обычного.

«Похоже, он болен, — подумала Алекс, — но ведь он может умереть, не успев сказать ничего».

— Я слушаю вас, — с надеждой зашептала она снова, — скажите хотя бы словечко. Я услышу вас. Или давайте я буду спрашивать, а вы машите головой. Ладно?

Может, Алекс показалось, но мужчина слегка покачал головой. Нет, не показалось. Он еще и еще повторил это движение. Конечно, стоны и вой мешали общению, но женщина старалась шептать так, чтобы на расстоянии трех шагов, разделявших ее с впереди идущим человеком, вопросы ее были услышаны.

— Вы давно здесь?

Едва заметный кивок был убедительным.

— Кто-нибудь пытался убежать?

И снова ответ утвердительный.

— Удалось?

Нет. Алекс не ошиблась. Голова мужчины несколько раз повернулась из стороны в сторону.

— Это невозможно?

Ответа не было. Алекс чуть не заплакала от досады.

«Блин, — вдруг пришла в голову мысль, — я вопрос сформулировала некорректно. Любое движение головой станет положительным ответом на него».

— Отсюда возможно сбежать?

Да! Голова мужчины несколько раз махнула утвердительно. И ошибиться было невозможно.

— Вы знаете как?

И снова — да!

Ура! Наверное, никогда в жизни Алекс не чувствовала такой радости. Она, кажется, обрела крылья. Этот кивок головой был вроде помилования перед четвертованием. Силы прибавилось, открылось второе дыхание. Только мучили мысли: как помочь мужчине не умереть до следующей кормежки, как не умереть самой? Как во время «обеда» оказаться рядом и за несколько минут успеть узнать то, что знает старик?

Теперь Алекс работала, напрягаясь из последних сил. Она старалась не споткнуться, не поскользнуться, не сделать ни одного лишнего движения и не издать ни одного лишнего звука, чтобы не заработать очередную порцию ударов. Теперь она обязана была жить, выжить во что бы то ни стало и выбраться отсюда.

Постепенно фантазия умчала ее так далеко, куда «не ступала нога человека»: вот она резким движением рвет путы, издает призывной клич, раскидывает в стороны черномордых верзил, отвязывает узников, и песнями ведет освобожденных рабов в мир людей…

Раздумья унесли Алекс столь далеко, что она забыла, где находится и что делает. Она просто шла и шла за остальными, не замечая напряжения рук, прикрыв глаза и широко разинув рот в тупой улыбке. И она не сразу заметила то, что произошло. В одно мгновение все вокруг поглотила тьма, скрывая под страшным покрывалом и колесо, и каменную трубу, из которой струилась вода, и рабов, и молчаливых стражников. Не было видно ни скал, ни песчаной равнины, ни-че-го. Все исчезло так быстро, как будто никогда не было.

А затем в темень ворвался луч света. Словно кто-то невидимый включил огромный прожектор. И слух прорезал до боли знакомый не слышимый снаружи, но пронизывающий изнутри, звук. Женщина увидела, как засветилось ее тело. Как будто внутри зажгли фонарик. И прожектор осветил только ее, мужчин не было видно. Смолкли надрывные стоны. Создалась иллюзия полного одиночества.