Ефим Гаер - Спрятанные во времени

Без справок, выписок и тэ дэ, как известно, ни одно госучреждение работать не в состоянии — тем паче музей, сутью своей обращенный в прошлое и потому без архива невозможный как тело без трепетного сердца. Даже Каина Рюх, и та будто бы немного спала с лица, хотя и откровенно посмеивалась над дамской слабостью страшиться мелкого грызуна. Но Каина Владиславовна — вообще отдельная статья в гендерной разнарядке, так что ее оставим за скобкой.

Впрочем, скажет иной, экспозициипосещались гражданами, в том числе иностранными, работали буфет и канализация, и сувенирная лавка сбывала иногородним открытки со столичными видами — приличные, я вам скажу, гознаковские открытки по гривеннику за штуку. Музей, казалось, как ни в чем не бывало, сеял культуру в массах и вполне успешно со всем справлялся. Так в чем же гвоздь? Взгляд поверхностный, невежественный, которому, как говорится, что в лоб, что по лбу, не отметил бы ни малейшего отклонения. Но мы-то, мы, люди, знающие цену всякому делу, не можем не содрогаться от опасений!

Бог с ними, с этими экскурсантами, кому они вообще нужны? Ужас в том, что многочисленные отделы, подотделы и сектора, тесно набившиеся в каморы вдоль намотанных как кабель на бабовину коридоров бывшего княжеского дворца, простаивали, переписка между ними усохла. Сектор античности прекратил сообщение с египтологами, «месопотамцы» со специалистами-«иудеями». Как в былые доисторические времена, Америка рассталась с Европой и забила с верхней полки на Азию. Украина готовилась чертить глобус, на котором не будет больше России, а разлив Днепра подступает к подошвам Эйерс-Рок 132 132 Скала в Австралии. — туда, где в безвестной пещере на красных склонах прочие расы, включая чадского негра, зародились от гетмана Агапки и местной девки. В общем, неврастения, коллапс и неразбериха…

Шло к тому, и поговаривали , что, если так продолжится дальше, то придется расточать ценные кадры для проведения экскурсий и прочих увеселений, дискредитирующих музейное дело. В кабинетах зашушукались, зашептались. Доподлинно стало известно, что подписан приказ о сокращении штата — и кого-то уже спровадили, чье имя не называлась, но о ком было всем известно. Он (сокращенный этот), говорили, уходя, видел на столе целый список, из которого уже просачивались фамилии… Кадровый отдел донимали с утра до ночи, требуя предъявить его коллективу. Завотделом Куст, отчаявшись доказать, что никакого приказа не существует, кроме графика отпусков на август, прятался от напасти в кухне буфета, но и там его находили, терзали, хватая за рукава, требуя признаться во всем.

Некоторые из служащих от отчаянья выходили к экспозициям, подобно диким зверям, покинувшим родной лес, озирали их, многого из увиденного пугаясь. Не все вообще из них знали, что находится за пределами служебных кабинетов и были удивлены, обнаружив себя в музее: в воображении их музей, конечно, существовал, но «где-то там», неизвестно где… Может, в Ленинграде или в Харькове. Здесь же (так они были убеждены) в центре Москвы располагалась его дирекция, номенклатурное сердце, не замутненное лишними предметами, вроде фарфорового сервиза Екатерины Великой.

Наличие посетителей, особенно пионеров, доконало тех немногих, что вышли, и они один за другим скрывались с твердым решением никогда не выходить более. Трое потребовали путевку в Ялту. Одного увезли с инфарктом. Находчивый Нехитров подал заявку на расширение, за одно отчекрыжив шесть! рационализаторских предложений, к чему подбивал Гринева, но того подвела смекалка.

В первые дни разраставшегося кризиса делопроизводители еще как-то перебивались, запрашивая что-нибудь друг у друга и встречно уведомляя о невозможности предоставить требуемое у них — в виду отказавшего архива. По истечению срока, отведенного инструкцией на ответ, в ход пошли повторные запросы, затем претензии, объяснения, протоколы — и работа вроде бы тем наполнилась, даже замаячила прогрессивка, но, поскольку предмет так и не был удовлетворен, на следующем шаге полагалось направить доклад начальству, а то и вчинить иск… На этом переписка остановилась, потому что по иску прилетело бы в обе стороны, ибо каждая из сторон не сидела, опростав руки, а копила папку «МЫ ВАМ ПИСАЛИ».

Была у происходящего и положительная сторона. Как принято в дамском обществе, три из четырех женщин, служивших в архиве, не выносили друг друга на дух, а четвертую ненавидели все вместе. Но лишения их сплотили, и теперь невозможно было обратиться к одной, чтобы не услышать оставшихся, защищавших ее от нападок посетителя. Близость архивных дам достигла нейтронной плотности, слаженность атак — уровня гвардейских драгун. Вскотский, лично приходивший разбираться, получил от них столь необоримую отповедь, апофегмы и предикаты которой были упакованы столь прочно и идеально, что директор с позором отступил, а осаждаемые едва не перешли в контратаку. Бухгалтерия аплодировала стоя.

Скоро Агафоныч, ставший единственным официальным лицом, представлявшим человеческую расу в архиве (хотя, положа руку на сердце, в силу физиогномики и свойств рассудка, он мог представлять любую), обжил брошенное дамами помещение, разделяя его с мышами, к которым не питал вовсе никаких чувств. Единственно, не стал бы Агафоныч их есть, потому что какой с нее навар — с мыши?

Колченогий дворник в фуфайке, выправив утреннюю службу, то есть соскребя с и без того вымытого дождем асфальта нехорошую кучку, оставленную собакой, расположился на импровизированном ложе, сделанном из папок, у входа в архив, и прекрасно спал. Храп от его щедрот вился и гоготал далеко по бетонному коридору, озадачив приближавшуюся комиссию. Царившая на подходах гулкая холодная тьма (архив располагался в подвале) и этот пещерный звук…

Безусловно, комиссионеры были марксистами, ведущей религией почитая атеизм, но тут против воли остановились, переглянувшись. Кудапов, человек с необычайно развитой фантазией, читавший в оригинале Аллана По 133 133 Эдгар Аллан По (1809 — 1849) — американский писатель, поэт, эссеист, литературный критик и редактор. , мучительно застонал:

— Я туда не пойду. Посылайте меня хоть к империалистам, но не пойду. Там — жуть.

— Умный нашелся, к империалистам тебя! — зачем-то громко, оглядываясь на выход, сказал Порухайло, который, оказалось, также не выносит подвалов (ведя родословную от викингов, он, безусловно, имел на это полное право, поскольку тем подавай просторы, а тесноты разные, сиречь подвалы и катакомбы — не по фасону). — Лампы у них тут что ли перегорели?.. — щелкал он безрезультатно выключателем. — Бардак.

Кудапов, не глядя тому в глаза, ответил: