Ефим Гаер - Спрятанные во времени

— Картошку чистишь ты. И — по маленькой .

Часам к десяти в субботу Илья приехал на Сходню и пошел с портфелем и пустой банкой через пути, как было ему подсказано — и кем?! — прытким проходимцем Нехитровым, в рот ему ноги! Оказалось, тот уже давно промышляет, сбывая кое-какой товарец, привозимый из командировок или взятый незаметно в музее, хозяйство которого было объемно и велось из рук вон плохо. Главное, объяснял он товарищу, которого наивно считал неопытным и лишенным торговой хватки, не трогать драных командирских сапог и прочей «краснознаменной бутафории» — это малонужное добро находилось на особом учете, ибо идеология зиждиться на кумирах, а кумиры, как известно, редко ходят босые. Достойный же товар зачастую просто гниет, так что пускать его в оборот по-тихому можно считать благородным делом.

Если бы Илья не посмотрел на распалившегося товарища особенным насмешливо-печальным взглядом, свойственным пчелам и спаниелям, слушать бы ему битый час лекцию про Робина Гуда и прочих борцов за правду.

— А чем ты, кстати, разжился? И где? — поинтересовался Борис Аркадьевич, желая сам купить у Ильи, а еще лучше — помочить клюв в том же источнике. В глазах его влажно мерцали звезды, какие возникают в предвкушении денег. — Извини, не замечал как-то за тобой практичности в таких делах.

Но Илья не сдался: зачем знать то, что не нужно знать?

— Повяжут, только хуже обоим будет.

Нехитров махнул рукой и сдал козырной контакт, заставив Илью поклясться, что он его, Нехитрова, знать не знает и видит впервые в жизни, да и то мельком со спины… Илья пообещал стереть его из памяти навсегда.

Ушлая бабка сидела на чурбане у спуска с платформы, где валом валил народ — с поезда, на поезд и просто так. Николаевская железная дорога рассекала местность, ускоряя, как водится, сообщение вдоль — и чудовищно затрудняя поперек . То и дело проходил паровоз с составом, волоча клубы плотного как шерсть дыма. Виадук, дочерна закопченный снизу, стягивал воронкой людскую массу, направляя ее прямо к предприимчивой старушенции. Место было неприятным, грязным, но бойким, выбранным со знанием дела.

На лотке перед старухой, покрытые льняным полотенцем, лежали пироги — тонкие, жареные в жиру, со сплющенным защипом с торца, делавшим их похожими на селедок. В стоявшем рядом ведре болтались изумрудные огурцы в рассоле, густо пахшем укропом. То и дело очередной покупатель выручал «селедку» в газетном ушке и овощ, наколотый на лучину. Бабка улыбалась беззубым ртом, благословляя пешехода на трапезу. Карман фартука, набрякший от выручки, тяжело покоился на ее коленях, спрятанных под толстыми юбками.

Лотка хватало на четверть часа, и он тут же сменялся новым, подносимым «внучком» в кепи на глаза и в чистой рубахе, являвшемся словно из-под земли. Судя по запаху, перебивавшему паровозный дым, жарили пироги где-то рядом, за одной из притулившихся к путям стаек.

Угрюмый потный мужик, тащивший вязанку дров, уронил полено у ведра с огурцами. Торговка ойкнула. Мужика тут же подхватили двое, тершиеся в толпе, оттеснили прочь, не дав подобрать потерю. Он было возмутился, но притих, прочитав в их глазах недоброе. Бабку навязчиво опекали.

«Звезда бизнеса!», — подумал Илья, усмехнувшись, и уселся на облезлой скамейке под козырьком, с удовольствием наблюдая за коммерсанткой. Подходить к ней нужно было минута в минуту в специально отведенное время, которое, как понял Илья, особым образом вычислялось: Нехитров что-то черкал в бумажке, которую прикрывал ладонью, и назвал, во сколько нужно соваться к даме.

В десять двадцать три Илья встал, подошел к торговке в общем потоке, потряс банкой в сетке и истребовал малосола в свою тару, наотрез отказавшись от пирогов, которые та ему совала, делая дурные глаза. Рассердившись для вида на надоеду, бабка велела ждать, махнув рукой в сторону забора, на котором сидел огромный кот цвета леденца, упавшего в грязь. Илья, мотая банкой, пошел к нему. Животное посмотрело на него как на дурака и смежило янтарные очи.

Вскоре в графике «вип-персоны» наступил перерыв. Старуху сменила баба лет сорока с трясущимися щеками, подвывавшая «пироги-и… огурчики-и…». С таким же успехом она могла выводить «чума-а… мо-ор…», сидя на стене средневекового города. Если бы ее не зашибли камнем, то сделали бы пророчицей.

«Бизнес-вуман» Софья Астаховна, кутаясь в суконную телогрейку, прошла, не оглядываясь, к сараю. Илья с портфелем и клятой банкой, бившейся о колено, пошел за ней, нервно озираясь вокруг. Было в божьем одуванчике что-то холодно-неприятное. Чудилось, оставшимися зубами она сдирает кожу живьем с котят, или гложет скальпы должникам в безлунную ночь, пока не отдадут долг с процентом. То ли от страха преступить невидимую черту, то ли от стыда за себя, с каждым шагом Илья все больше ненавидел ее, впервые в жизни понимая сердцем Раскольникова.

За сараем стоял навес, под которым в чане жарились те самые пироги, что расхватывал «на ура» народ. Между чаном и крепко сбитым столом орудовали две женщины с голыми по локоть руками, смутно похожие на старуху. Две бадьи с начинкой и тестом стояли тут же на табуретах. Женщины ловко, не глядя и не останавливаясь, черпали начинку, лепили и жарили тестяные «селедки», складывая готовые на лотки.

Когда Илья подошел, шустрая старуха уже нацедила чай в граненый стакан из маленького медного чайничка, стоявшего тут же на очаге, кипятившем жир. Ее глазки в мутных старческих ободках испытующе на него поглядывали:

— Пойдем, чито ли?

Сцапав стакан, она поковыляла к сараю, дверь которого будто сама собой отворилась. За ней стоял рослый мордоворот с глазами, напоминающими щебенку. Илья готов был спорить, что он, как и две бабы на пирогах, родственники старухи.

Каменноглазый захлопнул за Ильей дверь и встал, дыша чесноком в затылок. В сарае было темно и тесно, пахло огуречным рассолом. В углу под электрической лампой, не видный от окна стоял стол с бортами, какие ставят на кораблях, чтобы вещи не летели от качки на пол. Старуха уселась возле него, шумно прихлебывая и морщась:

— Так шо скажешь, мил человек?

Илья, во рту у которого стало капустно-кисло, начал издалека:

— Тетка у меня недавно скончалась…

Старуха кивнула, как бы подтверждая: бывает.

— Оставила кой-чего по мелочи… то да се…

Старуха и на это кивнула, полностью согласная с ходом дел, в результате которых мрут бездетные тетки, оставляя племянникам то да се.

— Мне не надо, а людям может сгодиться…

— Торговать не воровать, — молвила старуха, ставя пустой стакан. — Ну, покаж, чего перепало с тетки. Не боись, не у докхура, в ноздри глядеть не буду.

Илья подошел к столу и начал вынимать из портфеля.