Ефим Гаер - Спрятанные во времени

Повисла минута неловкой тишины. Точнее, неловкость чувствовал Керо, который был отчего-то убежден, что должен всегда отвечать на слова учителя, хотя последний так вовсе не считал.

— Вот ответ: вблизи нас находится не менее двух искомых. В этом заключено все дело. Там, на сто сороковой долготе 169 169 Долгота, проходящая через территорию Японии. , — он показал трубкой на восток, — это невозможно определить, а здесь совершенно ясно.

Несмотря на предобморочное состояние, Керо понял, о чем толковал учитель. Трудно представить степень совершенства в Игре, позволявшую провернуть такое. Чисто теоретически это, безусловно, было возможным, но настолько невероятно, что даже близкому к просветлению Нишикори понадобилось несколько суток, чтобы смириться с такой идеей.

В дверь постучали. Керо уже подскочил, чтобы снова развернуть горничную, неделю пробивавшуюся в номер навести порядок, но Нишикори примирительно махнул рукой:

— Пусть женщина выполнит свою работу, у нас весьма неопрятно.

Горы грязной посуды, по-цирковому балансирующие на всех поверхностях, красноречиво подтверждали эту теорию. Захваченные с собой припасы подошли к концу еще под Иркутском и вылазки Керо в ресторан были единственным развлечением последних недель. Поначалу пришлось смириться с тем, что требование кина 170 170 Японская мера массы: 1 кин = 600 грамм. сырого палтуса и горшка риса вызывает у торговцев и официантов истерику. Не было ни маринованных слив, ни тофу, ни пучка нори, которые можно найти в лачуге всякого бедняка на родине. Кажется, в этой варварской стране вообще не понимали, чем и как следует питаться. Принцип пяти цветов на столе также был неизвестен аборигенам. В результате, поселившись в гостинице, Керо просто приказывал нести в номер все, что казалось ему наименее подозрительным, и уже там омлет с севрюжьей икрой и порционные судачки а-натюрель проходили оценку на съедобность.

Юноша пошел к двери, на ходу заправляя в штаны рубаху. Встреча с дамами всегда вызывала у него нервозность, в отличие от учителя, равнодушно смотревшего на грешные красоты и вообще на большинство существ, предметов и общественных проявлений. Из всего разнообразия живого он более всего почитал черепах, утверждая, что те успешно воплощают принципы вселенской гармонии, хотя, да, необходимо признать, являются безнадежно тупыми тварями.

Перед тем как отодвинуть щеколду, Керо глубоко вдохнул, дважды поплевал на ладони и провел ими по «ежику» волос. Затем, спохватившись, отхлестал себя по щекам, чтобы взбодриться от недосыпа. Таким образом приведя себя в порядок, он предстал гостье во всей красе…

Настенька Ключевская впервые наяву увидела призрака, который оказался еще страшнее, чем те, снившиеся ей порой по ночам, когда она засыпала на диване с книжкой Лавкрафта.

Существо, открывшее дверь «люкса», имело плоское пергаментное лицо, почти лишенное подбородка, покрытое подозрительными пунцовыми пятнами, будто кто-то отходил его отборной керченской сельдью за бранные слова на Пасхальной службе. Узкие щелки глаз на опухших веках, небритые щеки и жидкая кисточка усов под приплюснутым мягким носом идеально подчеркивали образ.

Простим девушке из добропорядочной семьи невольный вопль ужаса. В самом деле, постояльцы «Метрополя» обычно выглядят совершенно иначе. Не будет преувеличением сказать, что, обычно они выглядят как полная противоположность уведенному — солидные люди в дорогой одежде без огрызка карандаша за ухом и запаха непроветренного подвала.

Керо, нервы которого и так были на пределе, отпрянул от двери и упал навзничь, споткнувшись о собственную ногу. В целом монастырская подготовка делала его чем-то средним между гимнастом и диверсантом, отлично владеющим своим телом и шестьюдесятью тремя видами оружия, но в частности его никогда не учили правильно реагировать на перепуганных девушек, тем более с визгом швыряющих в него тряпкой.

После нескольких междометий и потирания ушибленных частей тела инцидент был исчерпан и стороны снова встретились на пороге, разглядывая друг друга в упор. В то же время нервозность юноши не только не улетучилась, но значительно укрепилась, поскольку он, кажется, в жизни не видел ничего прекраснее Настеньки. Тряпка сама собой перекочевала из рук в руки — и это было трогательно как сцена в слезливом фильме, в которой дева на прощанье одаряет платком любимого, уходящего на войну. В подходящей ситуации кусок мокрой фланели прекрасно заменяет платок и дает не меньший подвод для поцелуя.

Парень бы так и стоял, уставившись на атласный воротничок гостьи, если бы в ванной не послышались плеск и стук падающего на пол камня.

— Ахо! 171 171 Яп. — Придурок! — воскликнул Нишикори.

Керо дернулся как марионетка, исчезнув в глубине номера. Забренчали перекрываемые вентили, шум воды стих, и какой-то великан в белой пижаме прошлепал босыми ногами через номер, держа в руках черепаху. Настенька, верная профессиональному долгу, уже было собравшаяся помочь, снова замерла на пороге, приняв за лучшее вызвать администратора.

Когда, в конце концов, номер был приведен в порядок (не считая мебели, расставлять которую по местам Нишикори категорически запретил), и настало время вечерней молитвы, Керо, шатаясь от усталости, опустился коленями на ковер, закрыл глаза… а затем открыл их, обнаружив себя лежащим на том же месте. Только в окна теперь ярко светило солнце и на низком столике у дивана кто-то расставил нарядный золоченый сервиз с видами сельской жизни. Жизнерадостный чайник по-свойски подмигнул ему «зайчиком» и продолжил неспешную беседу со сливочником в форме коровы. В открытое окно летели гудки автомобилей, говор и цок копыт. Было никак не меньше десяти.

Нишикори горой восседал на стуле, казавшемся под ним щепкой, и намазывал ложкой толстый слой икры на ломоть батона. Лицо его было сосредоточенным и бесстрастным, словно он готовился к битве. Поверженный бутерброд исчез в один мах, вслед за ним опрокинулась ажурная чашка чая, щедро сдобренная сливками из «коровы».

Керо чувствовал себя опозоренным. Развалиться на ковре перед учителем как собака… Кошмар! Он болванчиком вскочил на ноги и почтительно поклонился, не смея поднять глаза, и так остался стоять, пока его патрон расправлялся с очередным бутербродом.

Нишикори раскурил трубку и удовлетворенно откинулся на спинку дивана.

— Ты бы мог изобрести сон, если бы его не придумали до тебя, — тяжелым басом произнес он с необычным добродушием в тоне.

Керо решил на него не покупаться, считая провинность слишком тяжелой. Скажем прямо, ему вообще было не до нюансов.