Дмитрий Ефимов - Сказки человека, который дружил с драконом

Когда он позвонил в дверь своего дома, то услышал быстрые торопливые шаги, и дверь распахнулась. Увидев выражение его лица, она ударилась о него как о стену, испугано вскрикнула и рванулась навстречу. Он же, переступив через порог, рухнул к её коленям, обхватил их кольцом своих рук и крепко-крепко прижал к себе, уткнувшись в них лбом.

Она теребила его голову, что-то в страхе спрашивала, но он ничего не слышал. Он так и стоял на коленях, сжав её колени в своих объятиях, прижавшись к ним лицом и то и дело целуя их.

Она смогла оторвать его от своих колен только через десять минут. Испуганная, помогла подняться, провела в спальню, усадила на край кровати, пододвинула стул, села напротив и дрожащим голосом скорее потребовала, чем попросила:

— Рассказывай!

И он начал рассказывать. Ровным спокойным голосом. И от этого спокойного голоса и того, о чём он говорил, веяло таким ужасом, что когда он закончил, она сидела с лицом белее, чем мел.

— Ты молился? Скажи, они оставили тебя потому, что ты молился? Молился? Да?

— Нет! Я не молился! — ответил он твёрдо.

— Но почему? Почему?

— Не знаю поймёшь ли ты… Но я всю жизнь считал, что за всё нужно платить. Бог был щедр ко мне. Я родился в городе, в котором родилась ты. И ты вышла за меня замуж. Я не молился потому, что подумал, что пришло время платить по счёту. И думал лишь о том, чтобы встретить смерть достойно. Чтобы достойно заплатить по счёту… ЗАТО, ЧТО У МЕНЯ БЫЛА… ТЫ!

И помолчав, добавил:

— Я никогда не мог себе даже представить, что существует такой Ужас… Но страшнее всего было сознание, что я никогда… никогда тебя больше не увижу.

Из его глаз потекли слёзы. Он пытался сдерживаться. До крови закусил губу. Но не выдержал, запрокинул назад голову и зарыдал. С закушенной губой. Абсолютно беззвучно.

Она подошла, заглянула сверху в его лицо, завела руку себе за спину, расстегнула молнию на платье, выскользнула из него, сбросила всё остальное, нагая обошла его, забралась под одеяло и позвала:

— Иди сюда.

А потом лежала, обняв его обеими руками, и то и дело целуя в ухо.

— Знаешь, — сказал он наконец, — я готов снова пройти через это… даже чтобы они меня разодрали… за каждую ночь, которую я провёл с тобой. Столько раз пройти, сколько было ночей у меня с тобой.

Она ничего не ответила. Только сжала его в своих объятиях крепко-крепко, — как только могла.

Проснулся он оттого, что его рука перестала чувствовать тепло её тела. Не открывая глаз, он поводил ею туда-сюда, но никого рядом не было. В страхе он открыл глаза и рывком сел на постели. У иконы в углу теплился огонёк лампады. В окно заглядывали звёзды и громадный диск луны, отчего вся комната была залита мягким лунным светом.

Она сидела с его стороны кровати, на стуле, обнажённая и в лунном свете была особенно прекрасна. В руке она держала небольшой прямоугольный листок бумаги и улыбалась.

— Ты что? — испуганно спросил он.

— Ничего. Просто решила посмотреть на тебя. Вот смотрю, — она продолжала улыбаться, — и не могу насмотреться.

И она засмеялась как-то по-детски радостно.

— Помнишь, ты сказал мне, что готов отстрадать за меня все мои несчастья, всю мою грусть и боль? За всю мою жизнь.

— Да, конечно, — не понимая, к чему она клонит, ответил он.

— Вот это, — она подняла бумажку, зажатую в руке, — я нашла вчера утром в почтовом ящике. И сначала не поняла, что это значит. Пока ты не вернулся и не рассказал, что с тобой случилось. На! Посмотри!

Это была небольшая открытка с изображением Ангела. У Ангела было детское лицо и озорные глаза. На обратной стороне был напечатан счёт. Таким, каким его подают в ресторанах. Наверху большими чёрными буквами так и было написано: «Счёт». В графе «Блюда» стояло: «За все несчастья любимой женщины». В графе «Цена» было напечатано слово: «Ад».

А поверх всего этого стоял большой, синий, жирный штамп: «ОПЛАЧЕНО».

еловек пил шампанское за летним столиком кафе под открытым небом. Пил уже много дней, пытаясь хоть как-то заглушить боль и тоску, вцепившуюся в его душу. Он, наверное, так бы и провёл остаток дней, отведённых ему на жизнь у моря, если бы из черноты дум его не выдернули две девицы, продефилировавшие мимо. Девицы были явно лёгкого поведения. То, что прикрывало их попы, юбками назвать было никак нельзя. Зато они оставляли на виду длинные ноги во всей их полноте и даже частичку того, что на всеобщее обозрение выставлять, наверное, не следовало.

У одной волосы струились до середины спины чёрным, как смоль, водопадом. У другой — едва касались плеч и золотились ярче пшеничного поля по осени. У Златоволосой была обворожительная фигура. И удивительной красоты ноги. Но больше всего в ней поразило его не это, а необыкновенные сексуальность и чувственность, которые, видимо, достались ей от природы. Кроме того, несмотря на все издержки профессии, в ней угадывалось такое редкое качество, как женственность, также, наверное, доставшееся ей от природы. Человек хмыкнул, расплатился и направился следом.

Девицы бросили якорь недалече, выбрав местом для охоты небольшую скамейку напротив казино. Человек расположился позади на каменных ступенях небольшого одноэтажного дома. Судьба отвела ему немного времени. Через полчаса из казино вывалился клиент и выбрал, естественно, златоволосую. Человек этому нисколько не удивился.

Черноволосая осталась на скамье в гордом одиночестве. Человек потянул ещё немного, поднялся и притулился на злополучной скамейке рядышком.

— Привет, — как старой знакомой сказал он.

— Привет, — в тон ему отозвалась Черноволосая, пытаясь оценить взглядом кто перед ней: клиент или просто так, надуло ветром?

— Сколько стоит твоя подруга? За всю ночь. Целиком.

— Триста долларов.

Человек что-то прикинул в уме.

— Я готов заплатить сто долларов за день. Никакой постели. Просто за то, что она пообедает со мной, выпьет хорошего вина у моря и прогуляется перед закатом вдоль набережной. Мне очень тоскливо. И я просто хочу провести день с очень красивой женщиной.

— Я передам, — пообещала Черноволосая, стараясь никоим образом не выдать своего изумления.

Наутро он зашёл на рынок купить черешни. А выходя, случайно, боковым зрением уловил знакомую фигуру, длинные ноги и узкую полоску материи, которую её хозяйка, видимо, считала всё-таки юбкой. Он обернулся. В ворота рынка входила Черноволосая, держа за руку девочку лет пяти-шести. Ребёнок весело подпрыгивал, то и дело забегая вперёд и радостно заглядывая в лицо матери. Несколько мгновений, и толпа скрыла их от его глаз. А он всё никак не мог уйти и смотрел, смотрел им вслед.