Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

— Лорду Иггиту виднее, — сказал Келдар.

— А чего ждёт лорд Иггит, зимы? Уже скоро середина осени. Зимой альсунгцы будут сильнее, — Арон стиснул рукоять меча. — Говорят, эти твари питаются холодом.

Келдар хохотнул.

— Вот ещё. Они питаются ти'аргскими хлебом и мясом! — воскликнул Тилбо — и вдруг упруго подался вперёд. — Смотри!

На горизонте показалась цепочка всадников; за ними громоздко тянулся обоз. Ехали с юга — с того ответвления торгового тракта, что ныряло в юго-западные земли. Купцы, заезжавшие во владения Тоури, обычно называли тот тракт Дорелийским. Но всадники явно не имели отношения к врагине-Дорелии — об этом кричало бело-голубое знамя с драконом, затаившимся на стопке книг. На шлеме ехавшего впереди предводителя бронзовели витые рога, похожие на бараньи. Жуткая штука, но почему-то в особенном почёте у альсунгцев. Нагрудники и поножи всадников сверкали так, что издали казались серебряными — именно нагрудники и поножи ти'аргской работы, не кольчуги. Воины короля Хавальда давно облюбовали ти'аргский доспех.

Как и Ти'арг в целом. Альсунгцы ехали бодрой мелкой рысью; чуть погодя стало слышно, что они переговариваются и хохочут. У Бри свело скулы. Краем глаза он видел, как побледнел Арон и напрягся, точно перед прыжком, Келдар.

— Три, четыре… Пять телег. Дела-а, — присвистнул Эннет — ещё один мечник, скупой на слова и замкнутый. Он говорил с сильным хаэдранским акцентом, а его одежда источала неистребимый запах морской соли — вот и всё, что можно было сказать. В отряде носились слухи, что он лично знал Риарта Каннерти. В ответ на такие заявления Бри только молча усмехался: не мог же он трубить о том, что видел Риарта не единожды — причём даже прыщавым мальчишкой, что, скучая, грыз ногти на похоронах старого лорда Гордигера. Видел и его растерянность, и равнодушное отчуждение, с которым они с Уной смотрели друг на друга.

Вряд ли, впрочем, последнее хоть кому-нибудь здесь интересно. Да и ему, Бриану Марли, интересно быть не должно.

— И, по-моему, все пять забиты до отказа, — прибавил Дауш. Всадники почти достигли холма, так что можно было рассмотреть оттопыренные полотнища на телегах. — Хорошо они проехались.

— Иллен — последний пункт, сказано же тебе. Потому и добра много, — полушёпотом произнёс Келдар, сел на корточки и пригнулся к земле — почти распластался по грязным листьям. Тень липы чернила его лукавое лицо. — Но лучше вы бы их считали, а не телеги.

— Я посчитал. Пятнадцать, — тихо сказал Арон. Он сжимал рукоять меча до побелевших костяшек — Бри подумал, что, будь рукоять не простой, как на их мечах, а по-рыцарски украшенной, он мог бы поранить себе ладонь. — А нас восемь.

— Слюни Дарекры им в эль! — Тилбо сплюнул, будто овеществляя своё проклятие. — Боятся. Не могли не тащить на сбор налога такую толпу?

— Переживаешь, что число нечётное и не на всех хватит по парочке? — хмыкнул Келдар. — Так, все пригнулись, заткнулись и смотрим. Вмешиваемся только в случае нужды. Всё ясно?

— Нужды… — со странным выражением повторил Арон.

— Приказ лорда Иггита. Нам не нужна напрасная кровь.

— Ох, сдаётся мне, лорд Иггит или слишком добр, или всерьёз надеется на помощь из-за океана, — прошептал Тилбо, и Бри не удержался:

— Помощь из-за океана? С зачарованного материка?

Тилбо смерил его разочарованным взглядом.

— О нет, не говори, что ты тоже в это веришь. В драконов, русалок и кентавров… Что, да? Серьёзно?!

Бри не стал говорить, что в Кинбралане несколько недель прожил бок о бок с менестрелем, которого все слуги вполне всерьёз считали оборотнем. И что его леди — та, что когда-то вдобавок являлась подругой детства, — уехала постигать колдовство в Долине Отражений.

Бри не знал точно, куда уехала Уна. До него долетали обрывки хозяйских семейных скандалов — о магии Уны и почему-то об её отце (причём тут бедняга лорд Дарет?…), — но он не вникал в них. Отчасти — чтобы не было соблазна отчитаться перед наместником за новую круглую сумму, отчасти — чтобы не раздражать Эльду. Она до сих пор не могла простить ему дружбу с Уной и морщилась каждый раз, когда Бри упоминал её имя. Самые пылкие уверения в любви и самые нежные поцелуи (сдержанные, тем не менее — Бри слишком берёг Эльду, чтобы позволять себе что-нибудь, не поощряемое вне брака) не убеждали её в том, что иногда дружба действительно означает лишь дружбу.

Было, конечно, и ещё кое-что. Эльда не понимала, что горькая смесь утраченной дружбы, вины и долга привязывает сильнее любви. Бри искренне любил Эльду, но столь же искренне не мог полностью выбросить из головы Уну. Она была частью и наследницей семьи, которой он служил — пусть не рыцарем, пусть так, как умел. Той, чьим умом и стойкостью он столько лет восхищался.

Той, кого предал и чьи глаза безумного цвета теперь укоряли его во снах.

В конечном счёте, он здесь из-за Уны — не в меньшей степени, чем из-за Эльды. Он здесь, чтобы защитить страну, много веков принадлежавшую таким, как она. Чтобы не быть больше трусом.

Тилбо пихнул его локтем в бок, вырывая из забытья. Он уже встал на одно колено и натянул тетиву лука, целясь вниз, на Иллен.

— Гляди. Спорят.

И правда: альсунгцы въехали в круг из лип, окаймляющий деревню, и один из них — в рогатом шлеме — уже разговаривал с кем-то в заношенной льняной рубахе. Поверх рубахи, однако, была натянута тёмно-красная шерстяная безрукавка — по крестьянским меркам почти роскошь. Наверное, местный голова.

Северянин, естественно, не сошёл с седла: высокомерно ронял слова, пока его подручные пустились в рейд по домишкам. Бри смотрел, как они деловито вламываются без стука, топчут грядки на огородах, ловят и со знанием дела ощупывают кур… Кто-то уже тащил к обозу жирного белого гуся, и до вершины холма доносились протестующие птичьи крики. Двое несли мешок, доверху набитый какими-то овощами. Деревенский голова протянул альсунгцу что-то круглое — видимо, кошель; тот развязал тесьму, пересчитал деньги и брезгливо швырнул их в грязь. Парень с гусём, гогоча, протопал прямо по монетам. Голова стоял, мял свой пояс и не двигался с места — будто до него не доходило, что случилось.

— Мало ему, ублюдку, — выдохнул Келдар. — Ну, сам захотел. Давайте. Стрелы!

Тилбо скрипнул зубами; второй лучник закивал радостно, как застоявшийся жеребёнок. Миг спустя воздух прорезал короткий свист. Лошади предводителя сборщиков и знаменосца взвились на дыбы: стрелы вонзились им в ноги. Здоровяк наспех бросил гуся в телегу и вытащил меч. Остальные альсунгцы кинулись к обозу, чтобы скорее впрыгнуть в седло и получить преимущество над невидимым врагом; кто-то заодно вытащил из дома сундук — за ним, заливаясь слезами, бежала растрёпанная женщина; марево воплей и суматохи затопило Иллен.