Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Он вспомнил, как любит Лаура пейзажи Ариссимы, вспомнил наброски её виноградников и холмов — то в утренней дымке, то в закатных лучах… Такая работа для неё была отдыхом, желанной паузой между чем-то серьёзным. Хрупкая красота линий — совсем как в ней самой.

— Кто это? — резко спросил ир Пинто. Рыжая девушка — очень бледная, непохожая на кезоррианку и, видимо, совсем измотанная — решительно направлялась прямо к ним. Кер шёл за ней следом, зачем-то взявшись за рукоять меча. — Посторонних во время заседаний сюда не пускают. Тем более нищенок.

— Мне она не кажется нищенкой, — возразил Ринцо. Девушка шагала, чуть откинув назад немытую голову, и осанка у неё была поистине королевской. Серое, наглухо закрытое платье из плотной ткани, истерзанное грязью и ветром, — такие носят на севере; но руки — тонкие и белые — вовсе не руки крестьянки или рыбачки… Может, певица? Или попавший в передрягу менестрель?

Правители провожали незнакомку удивлённо-насмешливыми взглядами. Вскоре стало понятно, что она направляется к растерявшемуся Ринцо. Кер виновато смотрел в пол.

— Добрый день, — сказала девушка по-кезорриански, но с акцентом, без всяких попыток поклониться. Глаза у неё были чёрные, как угли — и смело заглядывали прямо Ринцо в лицо. — Я хочу поговорить с эром Альей.

— У-у, шалунишка Ринцо, — смеясь, протянул ир Пинто. Он бесцеремонно продолжал оглядывать девушку с ног до головы и явно начинал нервничать. — А мы-то все считали тебя примерным семьянином… Эта барышня не слишком юна для тебя?

— Маэль, что ты несёшь? — вспыхнув, прошептал Ринцо. Он довольно редко обращался к кому-то из знакомых по имени, видя в этом знак особой близости — или особого раздражения. — Я впервые вижу её… Это я — эр Алья. Что Вам угодно?

— Я ищу госпожу Лауру Эсте. Мне сказали, что она замужем за Вами, и направили во Дворец Правителей. Я могу с ней встретиться?

Рубленые сухие фразы, острые скулы и упрямый подбородок… От девушки пахло, как после долгой морской дороги — проще говоря, воняло рыбой, потом и солью. Услышав прежнее имя Лауры, Ринцо схватил её за руку. Все страхи очнулись в нём одновременно.

— Оставьте нас, — попросил он кера и ира Пинто. Маэль хмыкнул, изобразив понимание:

— Перерыв скоро кончится, Ринцо… Поторопись, а то женская ревность — штука задерживающая.

Когда от них отошли на приличное расстояние, девушка тихо зашипела от боли. Ринцо понял, что сжал её запястье до синяка.

— Пустите, мне больно.

— Кто Вы такая? — не заботясь больше об этикете, Ринцо оттеснил девушку к стене. Она не сопротивлялась, но чёрные глаза теперь полыхали злостью. — Из Дома Агерлан, не так ли? Это Вы подбросили нам перо? Не смейте мне врать!

— Какой Дом, какое перо?… Я впервые об этом слышу! — девушка скользнула по его кулаку ногтями другой руки, и Ринцо, тихо выругавшись, отпустил её. — А мне ещё говорили, что мужчины Кезорре — образцы галантности. Вы всегда так встречаете дам?

Уголки её губ дрогнули от улыбки. «Совсем не боится», — отметил Ринцо.

— Мужчины Кезорре?…

— Я первый день в Вианте. Только позавчера высадилась в гавани в Гуэрре, — устало объяснила девушка. — И ничего не знаю о здешних Домах. Просветите меня, эр Алья, но лучше чуть позже — думаю, я скоро упаду. Я устала и голодна.

Немного гортанный голос звучал на грани надменности и кокетства. Так говорят те, кто привык приказывать.

Ринцо в смятении отступил на полшага. Двери зала раскрылись вновь, и Правители, переговариваясь, двинулись внутрь. У него оставалась пара минут.

— Откуда Вы приплыли в Гуэрру?

— Из Ти'арга.

— Ти'арга больше нет.

— Я знаю, — голос девушки скорбно дрогнул. — Лучше, чем кто-либо. Мне довелось пожить в захваченном Хаэдране…

— Но в Кезорре Вы впервые? — Ринцо был совершенно сбит с толку. Плыть в другое королевство, тоже враждебное Альсунгу, не имея там родных и друзей?… И откуда у неё взялись деньги на дорогу?

Девушка гордо вскинула голову; Ринцо от этого жеста почему-то взяла оторопь.

— Да. Всегда мечтала побывать здесь, но не в такие времена, — новая лукавая улыбка. — Я Синна, леди эи Заэру. Подтвердить это, увы, нечем, но я ручаюсь словом моего отца. Ему верят по всему Обетованному, эр Алья.

— Леди Заэру, из Дорелии? Здесь? И приплыли из Ти'арга?… — всё это звучало безумно — чересчур безумно для Ринцо. Даже обнаружив перо с именем Лауры, он не был так поражён и, к стыду своему, напуган.

— Кажется, Вам надо идти, эр Алья, — уже не так величественно сказала девушка, покосившись на закрытые двери. — Я подожду у главного входа.

— Но… Но зачем Вам Лаура? Прошу Вас — мне важно знать…

Девушка покачала головой. Теперь в глазах у неё была печаль — безмерная, как их чернота. «У Лауры были точно такие, когда она закончила «Мёртвого флейтиста», — не к месту вспомнилось Ринцо. Пожалуй, ир Пинто прав: девушка (леди Заэру или нет) довольно красива, хотя до классического совершенства Лауры ей далеко.

— Если Вы и впрямь так заботитесь о жене, беру назад свои слова насчёт кезоррианских мужчин. Я должна сообщить ей важные новости о… — она вздохнула. — О её брате, Линтьеле. И, если честно, помешать кое-каким его замыслам.

Во сне Ривэн охнул и, помянув старую Дарекру с царством мёртвых, тяжело скатился с кровати. Разодрал отяжелевшие веки и некоторое время созерцал жёлтые пятна перед глазами, усмиряя зашедшееся сердце. Голова раскалывалась от боли. Так отвратительно он давно себя не чувствовал.

Ривэн заставил себя встать на четвереньки; потом поднялся, опираясь локтями о кровать. Кровать была прежняя — узкая, с посеревшим бельём. Как и маленькая чистая комната. Он не помнил, как вернулся сюда вчера.

Зато помнил, откуда вернулся…

— О боги…

Ривэн взъерошил волосы, постаравшись сделать себе больнее. По печальному опыту он знал, что в таком состоянии лучше не делать лишних движений — и потому предпринял смелую попытку нашарить на столе рубашку и кружку с водой, при этом не оборачиваясь. Раздался жестяной звон и стук капель; Ривэн зашипел и помянул богов в ещё более изысканном выражении. Надзирательницы из приюта, наверное, умилялись бы его набожности в это утро.

— Идиот… Какой же идиот!

Отчаяние вползало в грудь вместе с тошнотой — по мере того, как вспоминались подробности вчерашнего разговора. Ривэн всегда трепетно относился к собственному благополучию (да что там, оно всегда стояло для него на первом месте), но теперь ему хотелось хорошенько себя отпинать или, на худой конец, оттаскать за волосы. Он выставил себя круглым дураком, влип в неприятности, унизился (причём всё это — не единожды) и — ничего не добился. Как таких вообще земля носит?