Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

То, что это именно хозяин, сомнений не вызывало. Во-первых, провожатый Альена, едва появившись в зале, пал ниц и в лицемерном благоговении прижался лбом к полу. Во-вторых, поднос тоже принесли для этого человека, как и несколько других подносов до этого: прямо на полу перед ним лежала тонкая скатерть, которую было почти не рассмотреть из-за невероятного количества еды. Блюда с обглоданными птичьими и мясными косточками, с овощами свежими и тушёными, с незнакомыми фруктами, нарезанными в виде слонов и лягушек, с кусочками сыра и масла… А главное — с десятками видов сладостей, о большинстве из которых Альен не имел представления. И — самое странное — все эти крендельки, сиропы, орешки и кокосовые шарики с нечеловеческой скоростью исчезали во рту толстяка в малиновом халате.

Он поглощал всё с жадностью, горстями, едва успевая пережёвывать куски (вилок и ложек здесь, видимо, не держали). Он был так толст, что занимал собою, наверное, четверть залы — Альен не мог перебороть себя и смотрел на него изучающе, будто на экзотического зверя. Несколько жирных подбородков Люв-Эйха (точно больше трёх) тряслись, пока он жевал и облизывал пальцы от липкого сока. Жидкие чёрные волосы были заплетены в косицу, и она казалась до смешного тоненькой по сравнению со складками жира под необъятным халатом.

— Дозволь говорить недостойному, о хозяин, — льстиво пропел раб, отводя глаза от еды; Альен, впрочем, успел заметить вспыхнувший в них голодный огонёк. Люв-Эйх ответил ему, но не раньше, чем расправился с очередным персиком — толстобоким и румяным, как поросёнок, с нежным пушком на кожице.

— Говори, — икнув, пискляво приказал хозяин. Маленькие глазки впились в Альена, словно надеясь пробуравить его насквозь. «Он умнее, чем кажется». Альен отлично знал этот взгляд. Дать, допустим, Кэру из Овражка толпу рабов и «тонкое» воспитание (какое же свинство скрывается иногда за этим «тонким» воспитанием!) — и получится тот же самый Люв-Эйх, разве что чуть глупее. — Кто это такой? Ещё один утопленник?

— Я не утопленник, господин наместник, — вежливо сообщил Альен. — Хотя бы потому, что жив.

— Я не разрешал ему говорить. Скажи ему, — уже не глядя на Альена, пискнул толстяк. И, в раздумьях пошевелив круглыми пальцами, потянулся за чем-то вроде печенья в сахаре. Раб поднялся с пола и виновато кашлянул.

— В доме не позволяется говорить без разрешения господина, — сдавленно прошептал он — так, как если бы вдруг подхватил простуду. Альен лишь возвёл глаза к потолку: в другое время он, может, и согласился бы поиграть по здешним правилам, но теперь явно некогда заниматься ерундой.

— Так пусть господин разрешит мне, — стараясь держать себя в руках, попросил он. — Ибо я тороплюсь, и дела мои неотложны. Я хочу увидеть своих друзей: беда настигла нас этой ночью, — помолчав, он решил всё-таки щегольнуть своим знакомством с забавным миншийским красноречием: — Надеюсь, господин Люв-Эйх отворит своё сердце для милосердия и подтвердит славу своего светлого имени.

От неожиданности толстяк на миг (всего на миг, увы) перестал жевать.

— А он сносно владеет священным наречием. Передай ему.

«Сносно»… Рассеянно скользнув взглядом по неприятным на вид комкам теста в молоке, Альен понял, что даже не уязвлён. Нет пределов человеческой надменности.

Уязвлён он был скорее тем, кто наслал на корабль Дии-Ше — такую тварь нужно вызвать, иначе она будет спать на дне века и тысячелетия. И собирался по возможности выяснить, кто это сделал…

И на эту тушу в малиновом шёлке у него совершенно не было времени.

— Оставь нас наедине, пожалуйста, — попросил он раба. Юноша захлопал ресницами, подумав, что ослышался: к слову «пожалуйста» он определённо не привык.

Люв-Эйх поднял в нитку выщипанные брови. Альен уже не впервые задался вопросом о том, сколько же ему лет. По гладкому, как блин, лицу определить это никак не получалось.

— Ты смеешь приказывать моему рабу? Знаешь ли ты, что чужеземцы на острове Рюй даже ниже шайхов [10] [10] Шайхи — свободное население Минши: не рабы и не владеющие рабами. Таких людей не так уж много, и внутри них существует традиционное деление на касты, определяющие общественный статус (например, сборщик налогов выше писца, торговец выше рыбака и т. д.). Та или иная каста накладывает свои ограничения на браки, путешествия, образование, использование магии. Таких ограничений нет только у «хозяев»-рабовладельцев. За провинность или долги шайх может быть продан в рабство и утратить все привилегии. ?

— Знаю. Но, боюсь, мой случай несколько отличается от привычных…

Без дальнейших разъяснений Альен наклонился к ковру и приложил к длинному ворсу костяшки пальцев, мысленно всеми силами пытаясь дотянуться до земли под фундаментом. До её тайных соков, до изъеденного сушью лона, до мощных и грубых корней растений, изъеденных жарой… Тугая волна Силы прошлась по его телу, и здание ощутимо дрогнуло. Курильница покачнулась и едва устояла на месте; Люв-Эйх выронил горсть имбирных палочек, которые покатились по полу; раб, взвизгнув, вторично повалился ниц.

Альен выпрямился, ожидая, что толстяк позовёт на помощь — но тот лишь молча, выжидающе смотрел на него. Кажется, совсем не испугался.

— Я благодарен за спасение Вашим людям, но не буду Вашим слугой или пленником. Хочу, чтобы Вы сразу уяснили это.

— Я уяснил, — кивнул Люв-Эйх с уважением в крошечных глазках. И брезгливо кивнул рабу на палочки: — Подбери! — потом помолчал, потирая третий из подбородков: — Мне давно не встречались такие сильные волшебники, о неизвестный. Прими чашу моего восхищения.

И, подтверждая красивый оборот, ногой пододвинул к Альену пиалу с простой водой — будто сразу сообразил, чего именно ему надо. Альен, не церемонясь, в несколько глотков осушил её.

— Ты плыл не на купеческом судне, ведь так? Волшебникам не нужно зарабатывать торговлей, — не дождавшись ответа, Люв-Эйх вздохнул и взялся за следующий персик: так, словно не его хоромам только что угрожало землетрясение. — Значит, на военном корабле? Но твой говор не похож на альсунгский.

— Это был торговый корабль, — спокойно сказал Альен, подумав, что Зелёную Шляпу с натяжкой можно счесть и торговцем. — Но не мой, а моего друга из бывшего Ти'арга. Он нанял меня последить за сохранностью груза.

— Ложь! — пискнул Люв-Эйх и щёлкнул пальцами в дутых перстнях. Раб, разобравшись с палочками, немедленно испарился. — Я чую ложь издалека, волшебник, тем более такую неумелую. Но не буду настаивать, раз уж ты так горяч… Слишком горд, чтобы сесть без приглашения? Ты же еле держишься на ногах.

Посчитав это предложением, Альен опустился напротив и скрестил ноги. А потом не без удовольствия представил, как водой и грязью испортит Люв-Эйху богатый ковёр.