Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

— Хочешь сказать, Хелт разбудила Дии-Ше, но не насылала его на нас?

— Нет, — убеждённо ответил боуги. — Ей ничего не известно о том, где ты сейчас и куда направляешься… По мере сил я слежу за этим. А на русалок не держи зла: Дии-Ше напугал их, вот они и вернулись в западные воды. Морской народ своенравен и робеет перед такими чудищами.

Альен назвал бы русалок какими угодно, но точно не «робеющими»… Язва-Ниамор или миншийские рабыни-танцовщицы в таком случае тоже образцы скромности.

— Хаос не помог мне, — неохотно сказал он о главном. — Я обратился к его порождениям, и впервые они не послушались… То есть послушались, но не до конца. Все мы выжили, зато от корабля остались лишь щепки. Почему это могло случиться?

— Ты меня спрашиваешь? — боуги повёл плечиком. Он рассеянно чертил что-то ногтём по столешнице, и из щелей меж досок с тихими щелчками пробивались зелёные ростки. — Я не знаток Хаоса. По крайней мере, куда меньший, чем ты, лорд Альен… Но подозреваю, что дело всё в той же неизвестной мне тёмной магии. Кто-то наслал на вас бурю вместе с Дии-Ше, и к тому же сумел ограничить твою власть над этими… эмм… особого рода силами. Понятия не имею, как у него это получилось.

Почему именно «у него»?…

Задавшись этим вопросом, Альен прямо-таки ощутил, как рвётся плёнка его непонимания. Он любил такие моменты — даже если открытие было опасным. Он взволнованно вскочил со стола.

— Кто-то хотел прервать мой путь и затащить меня в Минши. Я прав?

— Возможно, — боуги с недоумением наблюдал за тем, как Альен нервно меряет шагами кухню. — Но для чего? И где вы сейчас, в конце концов?…

— Там, где не должны быть, — бросил Альен, касаясь запульсировавшего болью лба. Он поморщился и заметил, что рука дрожит… Нужно срочно успокоиться. — На острове Гюлея, с рекомендательным письмом для короля… Я пытаюсь законно раздобыть корабль.

— Ох, почему же ты не обратился ко мне раньше?… — боуги всплеснул руками, его брови двумя рыжими огоньками метнулись вверх. Метла, деловито подметавшая кухню, на мгновение замерла. — Я могу бросить клич морскому народу — и они через несколько дней будут в бухте Гюлеи… Люди — не помощники на твоём пути, Альен Тоури. А в Минши и подавно никому нельзя верить.

Альен не знал, как ответить. Сказать правду — «дело в том, что тебе я верил ещё меньше»?… Ерунда. Он прерывисто вздохнул, обошёл кухонные шкафчики, чуть не налетев плечом на солонку. Распереживался, как впечатлительная девочка… Или как Ривэн. Смешно.

— Кажется, у нас большие проблемы. Ты слышал что-нибудь о Сен-Ти-Йи?

Боуги подумал, наморщив лоб.

— Нет, не припомню. Судя по имени — миншийка почтенных лет?

— Да уж… Похоже, весьма почтенных, — пробормотал Альен, тщетно пытаясь отбиться от страшных подозрений. Если всё это — дело рук Сен-Ти-Йи, то её власть над Хаосом не слабее, чем его. А в таком случае она может быть только… — Тогда пойдём с другой стороны: что ты знаешь о матери Сен-Иля?

На этот раз боуги ответил сразу.

— Она тоже была рабыней Люв-Эйха. Дожила до старости и умерла раньше сына… Быть может, лет десять назад по вашему счёту, я не уверен. А зачем тебе это?

У Альена вырвался стон. Он запустил пальцы в волосы, спрашивая все миры, как можно быть таким тупицей?…

Похоже, Хаос всё-таки прогадал, когда его выбрал.

— Зелёная Шляпа, пожалуйста, помоги нам. Вытащи нас — чем скорее, тем лучше. Я…

Он не сумел договорить: очертания кухни стали меркнуть, расплываться — так сон срывается в утро. Так берег остаётся позади.

— Альен Тоури, твой образ тает… — боуги выпрямился, вскинул руки, напряжённо колдуя; вокруг него заклубился зеленоватый, пахнущий древесной влагой вихрь. Альен впервые видел Зелёную Шляпу по-настоящему испуганным. — Не понимаю, что происходит: я не прерывал связь… Альен! Альен!..

Но сплошная чернота уже давила со всех сторон. Альен с немым криком погрузился в лавину масок, костей, осыпавшихся перьев… И провалился в эту черноту, уже не впервые в жизни.

Хаос привычно, с жадной охотой принял его в объятья — совсем как море, чернила и нелюбимая женщина.

Вдыхая сухой горячий воздух, Тааль с трудом шевелила отяжелевшими крыльями. Солнце невыносимо пекло голову и шею. Раньше Тааль всегда любила солнце и с рассветом, как все майтэ, приветствовала его песнями; но здесь оно было жестоким — совсем как неведомые замыслы атури и тэверли, в которые её никто не посвятил. Обычно Тааль старалась держаться в тени Турия, к тому же Гаудрун втихомолку (думая, что она не замечает) то и дело летела над незадачливой подругой, чтобы закрыть её от жары. Но в этот час дня солнце стояло так высоко, что скрыться было почти невозможно.

«Надо просто пережить это, — монотонно, как и всякий раз, повторила про себя Тааль. — Просто пережить, и к вечеру станет легче».

Она знала, что вечер — на переходе от ослепительно-золотого света к мягкой темноте — подарит им короткую передышку, когда можно будет двигаться быстрее и не чувствовать каждые несколько взмахов, что загнанное сердце готово остановиться, а перед глазами пестрят круги.

После вечера, конечно, придёт ночь, и в ней будет холодно. Так холодно, что к утру ни один из них не будет себя чувствовать; так холодно, как никогда не бывает в краях Высокой Лестницы, да и вообще в Лесу. А потом всё начнётся заново.

Но о ночи лучше не думать сейчас. Она будет думать о вечере — иначе какой смысл мучиться, даже сглатывая впустую, потому что во рту не скапливается слюна?…

Турий брёл молча, равномерно погружая копыта в песок; цепочка следов тянулась за ним, будто ещё одна Дорога Драконов. От солнца кожа кентавра, и без того смуглая, стала почти коричневой; богатый серебристый хвост потускнел, покрывшись песком и пылью. Турий нёс одну из своих тонких, до блеска отшлифованных каменных табличек и без конца водил пальцем по одним и тем же нацарапанным знакам. Когда Тааль вчера (а может, позавчера? она путалась в днях) спросила, что это такое, кентавр тихо объяснил:

— Сочинение одного из мудрецов моего садалака — «О стойкости». Я перечитывал его, оказавшись в Пустыне в первый раз. Думаю, это оно помогло мне не потерять разум и не отдать его тэверли.

— Ну вот ещё — обычный кусочек камня? — усомнилась Гаудрун. Турий не ответил, устало прикрыв глаза, и она тоже примолкла. Они вообще всё чаще молчали: так было проще сберечь силы.

Гаудрун и сейчас летела безмолвно — немного впереди, чёрным пятнышком на фоне беспощадно-раскрытого неба. Воздух вокруг неё дрожал маревом, и крылья словно продирались через густое прозрачное вещество. Тааль посмотрела на неё, полную решимости и жизни посреди окружающей немоты. И откуда у неё только берутся силы? Наверное, от того, что впереди ждёт юный Биир.