Корнелия Функе - Повелитель драконов. Перо грифона [litres]

Барнабас со вздохом закрыл глаза. Уинстон понял свою ошибку, увидев, как торжествующе смотрит Ловчий на остальную шайку – как будто ненароком изловил последнего белого тигра.

– Морские змеи, драконы, гигантские спруты и кентавры, – повторил он. – До меня доходили слухи, что они еще остались. И о заговоре ненормальных зоозащитников, скрывающих от мира их существование. Имя Визенгрунд в этой связи звучало очень часто. Запоминающееся имя. Я начинаю понимать, откуда взялся зеленый великан…

– Драконы? – с сомнением пробурчал Камахаран. – Гигантские осьминоги? По-моему, это все сказки, которые рассказывают неграмотные крестьяне да старухи.

– Ну и отлично! Значит, мне не придется делить выручку за сказочных животных с вами, болванами. – Ловчий прихлопнул бабочку, опустившуюся на его жирный затылок. – Ну как, профессор? – Он неприятно улыбнулся Барнабасу. – Познакомишь нас со своими сказочными друзьями, если за это я избавлю тебя от рудников?

– Мне очень жаль, но это невозможно, – спокойно ответил Барнабас. – Мой друг Уинстон, к сожалению, ошибается, полагая, что я знаком с такими удивительными существами. Я согласен с вашим коллегой-браконьером. Все эти создания существуют только в сказках, хотя мне очень хотелось бы, чтобы это было иначе.

Ловчий собирался что-то ответить, но его прервал браконьер, осматривавший остальные клетки:

– Они поймали дженглота! – И к ужасу Бена, он высоко поднял клетку с Мухоножкой.

Браконьеры отскочили назад еще поспешнее, чем перед яростью Хотбродда. Только Ловчий внимательно осмотрел гомункулуса и презрительно покачал потной головой.

– Если это дженглот, то я орангутан! – заявил он. – Что это за козявка, профессор? Признавайся! Какой-нибудь гном или домовой? – И добавил тихо, обращаясь к Камахарану: – Нам просто повезло! За такую кроху можно выручить больше, чем за тридцать обезьян. Но нашим партнерам, – он покосился на черных макак, – это знать не обязательно.

– Гном?! – воскликнул Мухоножка. – Домовой? Я попросил бы!.. Я… – Он осекся, увидев, как торжествующе смотрит Ловчий на Барнабаса.

– Да, кто «я»? А, профессор? Еще один из тех, кто бывает только в сказках? Хватит врать. Камахаран – мастер выбивать правду, но, может быть, его искусство нам и не понадобится. – Он хищно улыбнулся Барнабасу. – Насколько я понимаю, там у нас, – он показал на Бена, – Визенгрунд-младший. Неужто любящий отец пошлет своего сына рабом на рудники ради каких-то зверюшек?

Барнабас побледнел. Первый раз в жизни Бен увидел нечто похожее на испуг на всегда бесстрашном лице своего названого отца. Это было невыносимее собственного страха.

– Я не простил бы ему, если бы он не взял меня с собой! – крикнул Бен в лицо браконьеру. – Он лучший отец на свете. И вы ничего от нас не узнаете! Ничего!

Ловчего его гнев явно позабавил.

– Что-то я сомневаюсь. Но мы продолжим нашу беседу в другом месте. Не люблю оставаться на этом острове с наступлением темноты. Несите клетки к лодкам! – скомандовал он остальным.

Однако едва они подняли первую корзину, как Аван Патир, не спускавший глаз с браконьеров, с требовательным криком указал на чашу между когтями статуи.

– Ладно, ладно! – крикнул Ловчий старому макаку. – Разве я когда-нибудь зажимал плату? И цену я дам хорошую, как положено за такой отличный товар.

Камахаран, Татуированный и мрачный великан подтащили два туго набитых мешка. Из одного в чашу посыпались монеты, украшения и золотые слитки, из другого – сотни бледно-желтых ракушек.

– Ну конечно! – тихо сказал Барнабас Бену. – Это те ракушки, о которых говорил Шрии. Они действительно очень редкие и водятся так глубоко в море, что грифонам их не достать.

Едва черные макаки начали пересыпать содержимое полной до краев чаши в мешки, как вдруг их вожак недоуменно поднял голову. Красный попугай пролетел прямо над седой макушкой Авана Петира и закружился над статуей.

Сердце подпрыгнуло у Бена в груди. Ме-Ра! Она не переставала трястись от ужаса с тех пор, как Мухоножку и Лолу поймали и посадили в клетки, но не отступилась от своих новых друзей. В полном отчаянии она наблюдала за тем, как черные макаки продают ее спасителей браконьерам, как вдруг… как вдруг она услышала над собой гул и увидела две тени, подобных которым никогда еще не падало на джунгли острове Булу.

– О, неужели мне дано увидеть этот день! – кричала Ме-Ра, щедро поливая клюв статуи грифона попугаичьим пометом. – Его будут праздновать на Булу и через сотни сотен лет! Тот день, когда на этот остров пришла справедливость! А вы, – закричала она браконьерам внизу, – вы все наконец получите по заслугам!

Камахаран снял с плеча винтовку и прицелился было в попугаиху, но бросил эту затею, услышав рык, подобного которому еще не слышали на Булу.

– Да-а-а! – верещала Ме-Ра. – Да-а-а! Они летят!

Браконьеры отпрянули. Бен так крепко вцепился в плетеную решетку, что следы оставались видны еще несколько дней. На лице Барнабаса отражалось то же радостное изумление, какое испытывал он сам, – и такой же испуг.

– Что это?! – воскликнул Уинстон, видя, как браконьеры бросают оружие, а Ловчий с ужасом смотрит вверх.

– Неужели не понятно? – со смехом откликнулся Хотбродд. – Тор, Локи и Один! Это дракон!

И джунгли вдруг наполнились серебристой чешуей.

Такого гнева Лунг не испытывал уже очень давно.

Бен и Барнабас в клетке!

Тату, как и Лунг, сразу почуял, что за люди стоят вокруг плетеных клеток. Такие пахли по всему свету одинаково, словно жестокость покрыла их с ног до головы ядовитой плесенью. Хуже того, они пробуждали жестокость даже в сердце серебряного дракона. О, как хочется одним огненным дуновением стереть с лица земли всю эту мразь! Серношерстка почувствовала содрогание в теле Лунга, бросившегося с высоты на браконьеров. Она зашептала его имя, успокаивая, умиротворяя, не давая дракону полностью отдаться на волю гнева, и с облегчением увидела, что браконьеры без борьбы убегают вглубь леса, бросив клетки с пленниками на просеке. Лунг за всю свою жизнь никого не убил. О том, что делает с серебряным драконом убийство, ходили страшные истории.