Оберон Ману - Падение Коцита [СИ]

В общем, помогли мне вспомнить. Вспомнить всё, то есть совсем уже — ВСЁ. И теперь мне известно даже то, что именно с нами делали ночами в Вавване…

И вот теперь я сижу тут с вами, на жилой гостевой поляне, и рассказываю, что оно было, и как я сюда попал.

— Ну а что дальше делать будешь? — спрашивают меня.

Я только плечами пожимаю.

— Рано ещё об этом говорить. Изначальные ещё со всем грузом моей памяти разбираться будут. С деталями, скрытыми особо секретным образом. Ну, ещё мне приходится помогать уточнять детали наших тренировок. Попутно считывать, кто что говорил в нашем присутствии. Камешек к камешку, так и мозаика сложится.

Мне покивали в ответ. Понимающе.

— Закончишь тут, — милости просим к нам. У нас, в службе Каруна, такие пригодятся. Мы же граница с Диким Полем. До сих пор серишетов ловим. Да и другого хватает.

— Да ну вас! Парень — боец. Что ему с тайными делать? Давай-ка лучше к нам, в Долину Башен! Вот где бои не прекращаются. Каких только чудищ на нас не натравливают. Есть где себя славой покрыть.

— Да нужна ему ваша слава, как не знаю что! Что такому бойцу посуху скучать? Вот у нас, на море, — вот это да! Самой Цитадели Р′Льех противостоим. Слышали про такую? Так я расскажу!

… Хорошо рассказывает. Красочно. Ярко. Звонко. Сочно. Яростно. Шершавым языком правды. Умеет говорить морская душа. Что да, то да. Я про все эти морские дела и слыхом не слыхивал.

Да только не моё это дело, побросав всё, по воде болтаться. Совсем уж честно говоря. Не интересно это мне. А что мне интересно? Ну, интересно, например, обнаружится ли что в пещерах Тикки. Он всё-таки уговорил какой-то клан цвергов с собой отправиться. Увидел их когда — остолбенел просто. Подумать только, в этакие тела — да Изначальные души планеты! Да-а…

А что делать буду? По правде говоря, не знаю ещё. Но если отпустят меня вольным охотником, то я знаю, что я сделаю.

Для начала детей своих вызволю. Аура показала, что восемь беременных оставил я за собой. Восемь из шестнадцати. Не подвиги трахальные нужны были. Нужны были дети от таких, как я. Потому что слишком велика вероятность того, что в тела детей от «избранных» вселятся души Старых Людей или даже Изначальные. Ну, в этом мне и новый знакомый, Митра — пообещал помочь. Не моё это дело только, оказывается. Может оно и к лучшему. Потому что надо ещё уточнить насчёт наших траханий в полнолуние. Это была действительно энергетическая тренировка, — или зачатие?..

А ещё. Ещё я найду своих. Таких же, как и я. Найду и выгоню из их тел ленточных глистов, внешне-внутренние имплантанты Коцита. Ведь они, друзья мои, побратимы мои, родные мне живые души прошлого, они же не знают, что желание «Умереть за Вавван» забито в их мозги — через жопу…

Солнце.

Огромное. Беспощадное. Наполнившее высь на всю глубину чаши небесного свода.

Запах раскалённого песка. Запах прожаренного до готовности к размягчению камня.

Куда ни кинь взгляд, — воздух дрожит в судорожной попытке отыскать кусочек пространства попрохладнее. Но тщетно — жара. Жар великой пустыни осуществлял своё право на нагрев. На гнев? Да нет, на обыденность тутошних мест.

Кочевники, соорудив свои нехитрые навесы, шепчут сухими губами молитвы Тьме, умоляя Великую Мать смягчить Отца-Солнце, безудержно изливающего своё огненное семя, способное оплодотворить даже безжизненный камень… Когда Великая Мать уводит Отца-Солнце в чёрную влажность своего шатра, зачатое огненным семенем рождается наружу, выползает из сухого песка.

Часть порождённого больше пригодно в пищу, часть — менее вкусна. Но всё, покинувшее песчаное лоно пустыни, сохраняет в себе жалящую огненность Великого Отца… И если клык, коготь или коготь хвоста, или шипы множества неисчисляемых ножек извивающегося по песку во тьме, внешней от светлого круга костра, или что другое, подобное по праву происхождения, — поразят смертную плоть, — частички преображённого семени Солнца разгорятся огненным жаром в теле. Тогда человек раскаляется изнутри, и, не в силах вынести этого жара, уходит из своего тела.

Куда уходят вышедшие из своего тела? Шаманы говорят, что одни, чей нрав подобен Отцу, уходят в Солнце. А другие, чей нрав подобен Матери, уходят во Тьму. Мужчина или женщина, — какая разница? Отец и Мать, Солнце и Тьма, притягивают к себе сокрытое в телах, что им до временной внешней разницы?

А ещё говорят шаманы, что те, кто в этой жизни тащился по пути бытия, как вьючный мешок на горбу верблюда, — отвергаются и гордым Отцом, и жалостливой Матерью. Не способные подняться в Солнце, не способные раствориться во Тьме, — они блуждают по миру, не в силах прервать нить своих страданий. Огненное семя Солнца опаляет их призрачную плоть, причиняя мучения днём. А ночью… Великая Мать, Мать-Тьма, она милосердна, она скрывает всех, способных укрыться в Ней, не делая различий. И когда обитающие во внешней Тьме обволакивают призрачную плоть, — даже шаманы не берутся слушать крики страданий попавшихся в бесформенность Блуждающих во Тьме. Свет костра ограждает живых от участи быть выпитыми из своего тела, а призрачная плоть, опалённая огнём, не в силах укрыться за кругом света. Поэтому нет хуже участи, чем участь идущих сквозь Жизнь, но мимо Жизни…

«Всё же в положении полубога есть и приятные стороны», — подумал Тотигусигарий и ещё раз оглядел полупрозрачный слой изменённого пространства вокруг видимой его глазами части тела. Два-три пальца толщиной, на внешний взгляд, — чуть усиленное подобие дрожащего воздуха пустыни. Полупрозрачное, как уже было сказано, оно вдобавок отлично маскировало среди любого окружения. Уже шагов с пяти ничей взор не нашёл бы никаких различий в поверхности песка. А что до вмятин на нём, — мало ли какие формы они способны принять?

Но главное — «внешняя кожа» прекрасно выполняла свою основную задачу. Защиту всего, что внутри. В данном случае, — тел самого Тотигусигария и Митры.

«Любопытно», — подумал Тотигусигарий. — «Как же всё-таки оно устроено и работает?»

Нет, Митра вроде бы как бы даже и объяснил. Только ведь объяснения ещё и суметь понять надо. Нет, как вызвать «внешнюю кожу», что для этого следует сотворить со своим телом, как изменять определённые качества «внешней кожи», всё такое прочее, — это всё понято, прочувствовано и усвоено. Зачёт по практике сдан на «отлично». Иначе бы Митра его с собой попросту не взял. Но ведь и всё остальное — тоже интересно!

И к тому же, — а что ещё прикажете делать? Митра как застыл после восхода солнца, так и не выходит из себя. Подключился к глазам каких-то там летающих по небу и отслеживает приближение цели. Задача самого Тотигусигария в подготовительный период, — отслеживать подозрительные приближения по земле и под землёй. Задача привычная, обычная, выполняемая без привлечения значительных сил сознания. А как же иначе? А иначе — хромой свист тебе в поясницу, а не должность командира ибисов, личного отряда специального назначения самого белого бога Митры, выполняющего прощальный приказ легендарных Золотокожих.