Оберон Ману - Падение Коцита [СИ]

Тотигусигарий бестрепетно взглянул на солнце, поискал глазами следы облаков, хмыкнул собственной наивности, устремил поток сознания на чувствование окружающего, и, не ощутив никакого шевеления поблизости, снова обратился к собственным думам.

Ибисы отправлены в Лес, на переподготовку. Что интересно уже само по себе. Это же даже представить себе затруднительно: для встречи с чем требуется переподготовка. Разве что — с демонами?..

Тотигусигарий поёжился.

Даже рассказов о демонах, без личной встречи — и то хватило для приблизительного очерчивания объёма неприятностей, происходящих от данной угрозы. Не было печали, как говорится. Да, но — простите, с какого перепугу может образоваться связь между демонами, вызываемыми в наш мир извне, и Безумным Ущельем?

Тотигусигарий ещё раз внимательно прочувствовал окружающий объём пространства, — так, на всякий случай, — и вернулся к размышлительным предположениям.

Итак, Безумное Ущелье. Оно делит Плато Удара Богов на две относительно равные части. Само плато сохраняется в нынешнем виде уже давно, чуть ли не со времён падения Стикса. Участки песка, участки камня, участки скал. Имеются и пещерные полости, хотя много, но разрозненные, для чего-то крупнее змеи в единое пространство не объединённые. Возможно, какой-нибудь червячок-паучок и сможет проползти под землёй с одного края плато на другое, но вот обычному человеку, или даже карлику это не под силу. Да и то: а зачем? Часть подземных полостей пуста, суха и безводна, ни для чего не пригодна. Часть пещер, уходящих вглубь от нагромождений скал, обладает своим подземным мирком, съедобными мхами, съедобными, — для Новых Людей, разумеется — червячками и жучками. Поэтому семьи кочевников давным-давно уже всё это поделили и кочуют от одного убежища к другому.

И, кстати, откуда и как сюда попали верблюды? Или отсюда есть какой-никакой подземный спуск на обычную пустыню? На обрыв верблюда не затащишь…

Впрочем, это всё пустое. Итак, быт местных кочевников, как и сами кочевники, как и местная колючая растительность, уходящая своими корнями в огромные глубины, — всё это сохраняется в одном и том же виде достаточно давно. Без изменений.

Значит — что? Значит, местных можно оставить в покое, потому как не в них дело.

Остаётся — само ущелье.

Чем же оно так примечательно? Во-первых, своим происхождением. Похоже, что это и есть последствие давнишнего удара богов. Во-вторых, странностями. Обычное ущелье уже давно было бы занесено песком. Песка хватает и тут, и в окружающей плато пустыне. Песчаных бурь — тоже. Но вот откуда берутся ураганные ветры, регулярно с рёвом выметающие ущелье то в одну сторону, то в другую? Митра, конечно же, знает, но на пустяки, то есть не относящиеся напрямую к выполняемому делу вещи, обычно не отвлекается. Ну и ладно. Ну и, в-третьих. Это паломники. Стада Новых Людей, управляемых Цитаделями или напрямую подчинённых Цитаделям, регулярно проходят данным путём для поклонения какой-то там развалине Коцита. Где, в глубине, до сих пор что-то там действует. Так что паломников туда гоняют и для укрепления веры, и для какого-то вполне конкретного воздействия. Паломники — это цель для Митры. Ущелье — это средство.

Может, всё дело в пространственной энергетике? Форма ущелья весьма прихотлива. В некоторых местах скальные козырьки чуть не вплотную смыкаются друг с другом. Вполне можно перепрыгнуть на другую сторону. Чем кочевники, кстати, и занимаются достаточно регулярно.

В других местах параллельно основному ходу ущелья идёт боковая щель вниз необозримой глубины. Имеются и отнорочки в стенах, где так ужасающе завывает ветер, проносясь по ущелью. И выступы, целые каменные леса причудливой формы. Их паломники обходят. В этих местах ущелье ширится на несколько полётов стрелы.

Или что-то ещё?..

Митра вздохнул и пошевелился. Мигом встрепенувшийся Тотигусигарий вопросительно глянул в его сторону. Митра вздохнул ещё раз и улыбнулся.

— Всё нормально. Они попали в поле притяжения и уже не смогут повернуть обратно. Так что ещё немного — и всё решится. И мы получим окончательное доказательство…

Пришла очередь Тотигусигария сокрушить пространство печальным вздохом безмолвно удушаемого любопытства.

Митра усмехнулся.

— Когда начнётся, увидишь всё моими глазами. Пояснения — позже.

— А как насчёт отслеживать окружающее?

Митра пренебрежительно махнул рукой.

— Поздно. Раньше надо было беспокоиться. Теперь они уже ничем помешать не смогут.

Любопытство распирало. Любопытство требовало рассказов: кто — они, чему — помешать, и всё такое прочее, остальное, и побольше подробностей, будьте так добры…

Впрочем, ответ также известен заранее. Преисполненный внутренней работы, расщепляющий потоки своего сознания, Митра говорит только то, что непосредственно относится к данному, конкретному, непосредственно Тотигусигарию порученному делу. И ведь не закрывается нисколько. От своих, в смысле. Есть умение считывать сведения напрямую с потоков сознания, — читай, коль любопытно. Не жалко ни капельки. Не можешь считывать? Тренируйся, расти возможностями, всё зависит только от тебя…

И ведь всё по справедливости, что главное. Обижаться, конечно, можно. Хорошо известен даже объект для данного упражнения, — ты сам. А как же иначе? Идёт война. Страшная, давнишняя, безжалостная. Все силы — на противостояние. Все силы — на противодействие. Всё, что мешает, — в сторону. В том числе и процедуру утирания интеллектуальных сопелек. Нужное для дела получишь обязательно. Всё остальное — сам. Кто виноват, что ты попал в плен? Кто виноват, что тебя хоть и не съели, но покусали изрядно? Посмотри в зеркало, погрози пальчиком, выскажи всё, что ты думаешь…

Ах, жалко тратить время на самоедство? Тогда увеличивай первичную волю: произведение сознания на время. Чем больше времени ты осознаёшь себя и сознаёшь окружающее, — тем сам понимаешь что.

И вообще. Если ты убежал мыслями в прошлое или будущее. И не живёшь в своём теле здесь и сейчас. То — что? То твоим телом живёт кто-то другой…

Всё изменилось — мгновенно.

Миг — и Тотигусигарий увидел результат подготовительных работ Митры. Надо сказать — впечатляло.

Относительно широкий участок ущелья, исчерченный поперечными морщинами скал. Иначе — скальными карманами. Боковыми углублениями в стороны. Получившиеся вроде как бы выступы вперёд оказались обработаны искусными резчиками. Через один. Так, чтобы у каждого из гигантских сидящих изображений оказалось по два объёма свободного пространства назад, за спину. С каждого плеча по одному. Этакие грядущие толпоуловители.

Сами изображения также впечатляли. Четыре или пять человеческих ростов в высоту. Гигантские человеческие фигуры, сидящие не то на креслах, не то на тронах, ладонями на колени. Главные отличия — выше плеч. Человеческие фигуры увенчивались нечеловеческими головами. Звериными, птичьими, рыбьими, змеиными. Совсем уже какими-то странными. А одна статуя — так вообще без головы. То есть не то чтобы сделана, но отшиблена, — а так и задумано заранее, изначально. Ровная линия плеч, и ни малейшего намёка на шею.