Оберон Ману - Падение Коцита [СИ]

Дождавшись, когда истинное копьё мужчины примет свою боевую форму, заправил его по назначению. Сделав святое, остановился, замер, слегка пошевеливаясь напоследок, чтобы последние капли его сока жизни капнули в тело освящаемого сей процедурой родича. Всё ещё придерживая руками узкие бёдра подростка, пробурчал ворчливо:

— Можно подумать, мы вам зла желаем, в самом-то деле! Добра мы вам желаем, исключительно только добра! И делаем вам добро, как предки завещали, как боги заповедали. Вас во время ритуала принятия во взрослые на крючьях за кожу подвешивать будут, а вы за задницу свою трясётесь. Вот в наше время было! У нас так соревновались даже: у кого кал толще, того вожаком подростков избирали…

Отпустил наконец воспитуемого, поправил пояс, буркнул, уже приветливее:

— Всё. Можешь идти, а то уже скоро женщины вернутся…

Исполнивший на сегодня свою роль в святом ритуале почесал голый зад и направился к выходу. Но, откинув пальмовые листья, нос к носу столкнулся с этими таинственными женщинами… Чудища двужопые! Стрелой порскнул вдаль.

Н'Га только головой покачал. Да благословится святое долготерпение богов Маггиф!

Великая Река, испокон веков разделявшая изначально враждующие племена Н'Га и М'Ба, образовывала в этом месте два широких песчаных пляжа буквально напротив друг друга. В этом месте издревле собирались подростки. Ловили рыбу, кричали обидное находящимся на противоположном берегу. Когда появлялись крокодилы, купались по очереди, бахвалясь перед извечными противниками своей смелостью. Иногда, на радость зрителям с того берега, купальщика съедали.

Но сейчас, когда взрослые как будто сговорились устроить своей молодёжи головомойку за пренебрежение к святым традициям предков, собравшиеся на обычном месте подростки, как свято отсосавшие, так и божественно оттраханные, — просто валялись на пляже, головами в сторону Великой Реки. Чёрные тела на жёлтом песке, разделённые мутноватым потоком, молча глядели на тех, кто по ту сторону, и не любили их.

В обоих смыслах — не любили.

Пограничье именовалось Пограничьем, пожалуй, с тех самых пор, когда тут только-только появились первые люди. Сейчас уже давным-давно забыто: кто граничил, с кем, когда… А название — оно так и осталось.

Не лучше и не хуже, чем всякие прочие, соседние. Соседи, правда, не упускали повода погордиться. Они, мол, такие-сякие, у них и название своё, и король настоящий, и вообще, они как путные, не то что тутошние… Впрочем, задирать жителей Пограничья — не то чтобы опасались, а так — избегали… Ходили их короли войнами на Пограничье, и не раз хаживали. А толку?

Поселений не так уж и много. Всё больше — кочевья, на одном месте не сидят. Холмы да овраги — пахотной земли шиш да маленько. Овцы пасутся — это да. Кроликов тьма. Все сыты: и люди местные, и хищники всякие. А хищники туточки, сказать по правде, разные случаются. Холмы — не горы, конечно, но и в них пещер всяких разных — видимо-невидимо, хоть отбавляй.

И когда соседские корольки, как их тут называют, нрав свой казать пытались, так шаманы Пограничья из тех пещер такое, бывало, вызывали… Целые войска — в клочья. Да-да, именно в клочья. В самом прямом смысле этого слова. Кусками. Когда шаманы скажут, что всё, можно уже — народишко на места резни прибарахляться ходил. Ну, там, из вещичек что сохранилось более-менее, к рукам прибрать. Ага. Там же всё равно определить можно — из какого королевства приходили. Ну вот. Доспехи починить, оружие поправить, другое что в порядок привести — и в другое королевство. Торговать, в смысле.

До тех шаманов, кто поглупее, даже приставать пытался. Давай, мол, промысел учиним. Разор какой в соседнем королевстве устроим, они — к нам, а мы — их. И опять с прибытком…

Шаманы с такими обычно даже и совсем молчат. Так, говорили, находились совсем уже полные кретины, глупее Муздура-дурачка из купеческих баек. Они к шаманам силком приставать пытались. Дескать, хрень твоя неведомая опять невесть где дрыхнет, а ты передо мною, а я весь из себя, и ващще, слушайся меня, целее будешь…

Не, вы всё правильно поняли: с такими понтами долго не живут.

Ну вот, в общем, так вот оно всё и сложилось, как бы само собой. В смысле: и у нас своя власть образовалась. Старики, кто из-за умения воинского до седых волос дожил, — в каждом селении. И Свой Хозяин — один на всё Пограничье.

Ага, так и зовут: Свой Хозяин. Он почему таким стал? Он потому таким стал, что он один-единственный с шаманами поговорить может. И не когда шаманы вызовут, а сам, по своей воле, когда ему самому захочется. И шаманы с ним, как с равным, ага… Людишки у него есть, свои, в смысле. А в каждом селении — дом свой стоит, и в нём тоже людишки его обитают, хозяйство ведут, дом стерегут и всё такое прочее. А где у него главное логово — про то никому не ведомо. Поди, в тех же пещерах, где и прячет основные богатства свои. И живёт долго. Простые люди столько не живут. Может, он и сам шаман? Кто знает! Да ну и пусть будет кто угодно, лишь бы нас не задевал. Да оно ему и без надобности. В смысле: нас задевать. Ему и без того в любом уголке Пограничья — почёт и уважение. Ну накормит-напоит его трактирщик раз в луну, той же крольчатиной, что с того? Да и то не каждый раз. Когда и платит. Как с удачного дела возвернётся, случалось, двери нараспашку, и прям с порога: «Плачу за всех!»

А что? И не раз бывало! Оттого и людишки местные в охотку с ним ходят. Не без потерь, правда, бывает, — но он завсегда за потерю кормильца полной горстью. Две доли семье погибшего, ага… И не неволит никого. Да и кой толк в лихом да удалом деле от невольника? Беспокойство одно.

Так что живётся туточки и вольно, и вольготно, и беспошлинно… Шаманам, правда, принято прокорм доставлять. В очередь, в смысле. Так той же крольчатины накоптил, завялил, овощей с огорода, ещё чего — и порядок. Зато никакой тебе десятины на короля, десятины на храм и прочих податей. Хочешь — кормишься своим огородом. Хочешь — услуги кому какие окажи, вон перед трактиром с утра собираются. Кому что надо, кто сам наняться готов. И всё такое прочее. Никто и к тебе приставать не будет. Не принято тут так. Ты кого обидел, а он в следующий раз к корольку какому в проводники пойдёт, всем плохо будет, ага, бывало уже… А ежели лихой да удалой жизни захотел, добычи богатой, да рабов в доме завести, — вон, на поклон к Своему Хозяину. Он мало кому отказывает. Разве что когда гонор есть, а больше ничего и нету, ага…

Двери трактира открылись, но никто не крикнул с порога, что платит за всех. Все, в общем-то, имели это в заднем уме, потому и развернулись резво глянуть: а кто же это там на ночь-то глядя? Все свои вроде как давно уже тут, на месте ежевечернего отдохновения, так сказать. Не принято тут по ночам между селениями шарахаться. Двое беседовавших в дальнем углу, местный бродяга-кладоискатель, всего с двумя жёнами, и заезжий купец из мелкого сословия, — тоже глянули на вошедшего.