Евгения Спащенко - Терновая ведьма. Исгерд

— Значит, вы действуете с дозволения закона… — Стремясь разбавить неприятный осадок, возникший от слов Кетиля, принцесса представила себе самых отъявленных мерзавцев, на которых он мог охотиться.

— Безусловно. — Плащ фейлана, как исполинское крыло, всколыхнулся на узкой тропе. И Лютинг, следивший за беседой словно издалека, вдруг понял: их провожатый врет. Недаром отдает безразличием его чеканный слог — видно, на счету у охотника немало замученных бедолаг, ни в чем не повинных перед правосудием.

— Грабители, убийцы и разбойники боятся нас как огня. Но на их удачу, не каждый город или хутор может себе позволить нанять душелова… Год от года приходится занижать цену, чтобы не остаться без средств к существованию, — тоска…

Чем увлеченнее разглагольствовал Кетиль, тем более зловещей виделась Изольде его история. Откровение, что в Тьер-на-Вьёр любую душу можно беспрепятственно поневолить, вызвало возмущение, почти осязаемый внутренний протест. И, кое-как совладав с ним, колдунья заключила, что сует нос не в свои дела. В конце концов, она гостья в этом дивном крае и не имеет права осуждать законы, которыми тут руководствуются.

— Держитесь, впереди топко, — предупредил душелов, понукая свою лошадь по самое брюхо нырнуть в ползучую мешанину луговых трав. Свинцовый озерный плес засерел в низине, как тусклый кружок оброненной великаном монеты.

— Смотри, Тааль, цветов здесь не счесть! — брякнула принцесса, тут же одергивая себя. — Ой, я не имела в виду «смотри глазами»…

— Знаю…

Отчаявшись остудить пленившую нутро горячку, Лютинг прислонил пятерню к взмокшей шкуре Унгвара, вдохнул медленно, глубоко. Нынче необходимо прояснить мысли. Может, треклятые грибные темницы виноваты в беспокойстве, кружащем ему голову?

Будто догадавшись, что на уме у приморского королевича, Изольда перекинула ногу через широкий круп, сползла с коня.

— Сейчас наберу для тебя две охапки — оглянуться не успеешь… — И, сверкнув голубым клинком, вынутым из сапога, по шею окунулась в травостой.

Водяную змейку она разыскала без заминок, благо, ее на берегах росло видимо-невидимо. О том, как выглядит белокрыльник, пришлось осведомиться у мастера Кетиля, лениво жующего колосок.

— Вроде вон те белые цветы именуют лапушником, — без промедления указала твердая мужская рука.

— Каллы? — Чтобы не выронить уже собранный букет, принцесса разостлала на лысом пятачке свою накидку и бережно завернула цветы в алую ткань. Невелика беда, если фейлан с чудными глазами увидит ее без плаща: он давно разглядел все, что стоило внимания. А растения без мешка или котомки не унести.

«Хороша чаровница, — тайком засмотрелся Кетиль, любуясь, как грациозно девушка перебегает с места на место. — Шипы и те не уродуют, только отпугивают дремучих крестьян, а душеловов, напротив, влекут богатой добычей. Много ли теперь дают в тьер-леранском суде за ведьму? Жаль, не я ее заарканил».

— Почти готово! — долетело до замерших в седлах мужчин с берега.

Связывая узлом свой легкий плащ, принцесса беззвучно шевелила губами:

— Только бы помогло… Пожалуйста…

Пусть Таальвен вернет себе зрение, а заодно и изумрудную глубину очей, к которой она привыкла. Без нее сложно вспомнить невеселую волчью улыбку, что грела в моменты отчаяния.

Отыскав среди зелени плечистую фигуру королевича, настороженную и теперь, когда от усталости лицо его осунулось, Изольда безжалостно отмела сомнения и заспешила к Унгвару.

Впервые за время долгого путешествия она отважилась покориться желанию богов, внять просьбам Лютинга и стать ему женой, спутницей… Не бежать без продыху, ища укрытия в недомолвках, выдуманных обидах. Ведь, взаправду, приморский принц не был повинен перед колдуньей ни в чем, кроме своей любви. Так может, довольно бичевать его за это?

Приладив сверток с цветами на конскую спину, Изольда вложила ладонь в руку своего мужа, потянулась к нему.

Вопреки собственным предрассудкам и неизъяснимой боязни она постарается… Полюбить, разобраться с клокочущими чувствами. Тааль обещал уважать ее выбор и не удерживать силой, как захватчица тьер-на-вьёр или Душеловы, разбойничью бытность которых увлеченно описывал Кетиль.

Даже с открытыми воротами форт казался воинственным и грозным. Чернело на главной башне знамя с лютым волком, извернувшимся колесом, бугрились под его намалеванной шкурой неотшлифованные камни. Неистребимая в подобных застенках сырость рядила кладку в мшистую зелень, щекотала ноздри душком непросохшей по весне земли. Проезжая под аркой над главным входом, Изольда непроизвольно пригнулась, прильнула к Таальвену Валишеру, но он, поглощенный глубокими думами, не заметил этого.

Продолжал молчать королевич и после того, как скакун под ним добрел до коновязи, остановился по привычке, вытягивая губы в сторону корыта с питьевой водой.

Приехали, — по-хозяйски огласил Кетиль, швыряя поводья подскочившему слуге. — Спешивайтесь и ступайте в покои, я распоряжусь принести все необходимое для умывания. Жилище у нас бесхитростное, ну да его не королям строили…

Обозревая голый внутренний двор, выложенный мелкими камушками, и неприютные крепостные стены, терновая колдунья представила, как завывают ветра в пустых коридорах, и лишь спустя пару мгновений вспомнила, что их в Тьер-на-Вьёр больше нет. За исключением одного.

Безошибочно истолковав ее ищущий взгляд, седой фейлан махнул рукой в сторону дальнего флигеля:

— Или вы желаете сразу навестить своего болящего друга в лазарете?

Принцесса кивнула, изучая низкие — в два этажа — постройки, над которыми высилась, как зоркий страж, квадратная многосаженная башня. Таальвен же, оглушенный вездесущим звоном в ушах, не хотел ничего, кроме как вернуть привычное состояние и рассеять наконец мглистую пелену перед глазами. Но подобного Кетиль не предлагал.

— Раз ни одежда моя, ни звания ни о чем вам не говорят, проясню: я — один из старших в Уделе душеловов. — Он приосанился. — В общей сложности нас пятеро, но двое с прошлого месяца в отъезде. Так что вечером милости прошу за трапезный стол к оставшимся братьям — стулья как раз пустуют.

Шишковатые пальцы, освобожденные от тесноты перчаток, потянулись к гнутым лепесткам наплечников, расшнуровали их.

— По форту можете перемещаться открыто, запертых комнат у нас нет. Но к конюшням лучше не приближаться: некоторые боевые скакуны признают лишь одного хозяина… в башню также попрошу не входить: порог ее переступают только фейлапы… В остальном никаких запретов. За всем, что понадобится для врачевания, обратитесь к знахарю.

Вручив накидку и дорожный доспех помощнику, Кетиль собрался удалиться, но обретший голос Лютинг бросил ему вдогонку: