Денис Морозов - Крыса Разумная

— Шкафы с книгами вынести! К столу приделай ящик для взяток. Чтоб аккуратненько так выдвинул — положил. Задвинул, и мне подтолкнул. А я на своей стороне стола потянул и забрал. Все понял?

Дворецкому не нужно было повторять дважды — он понимал хозяина с полуслова.

Ратуша наполнялась гулом голосов и стуком шагов. По лестницам бегали стражники, освобождавшие кабинеты бывших владельцев. Епископ приводил к присяге чиновников, не пожелавших расстаться с должностями. Долгопят поднес Гнилозубу новый, парадный мундир. На его бархатистом фоне сияла позолоченная восьмиконечная звезда с сердцевиной из большого куска зеленого морского стекла.

Твердолоб поднялся по ступеням и почтительно произнес:

— Ваше превосходительство?

Начальник охраны всю жизнь провел среди чинов разного уровня и быстро разобрался, какое звание приличествует новому титулу хозяина.

— Подойди сюда, мой голубчик, — ласково сказал Гнилозуб. — За безупречную службу и особую верность жалую тебе чин шеф-генерала. К нему прилагается личное поместье в окрестностях города. Оно закрепляется за тобой и твоими потомками на вечные времена. А после окончания службы тебе будет особая пенсия по высшему разряду.

Охранник расцвел и сделал движение, чтобы лихо подкрутить усы, но вовремя опомнился, и, чтобы не испортить торжественность момента, опустился перед хозяином на колено и смачно поцеловал ему ладонь.

— Уж и правду сказать, ваше высокородие, — проникновенно проговорил он. — От прежнего-то бургомистра я никаких поощрений не видел, одни нагоняи. А от вас мне все милости да похвалы. Будьте уверены: я за вас всегда горой встану.

Гнилозуб рассмеялся и потрепал его по щеке. Следом вошел Муровер и устало произнес:

— Половина чинуш разбежалась, но остальные приведены к присяге.

— Этого хватит. Больше нам и не надо, — откликнулся Гнилозуб. — Помнится, ваше святейшество, вы советовали мне взять новый титул? В самом деле, не бургомистром же мне теперь числиться.

Твердолоб хотел было спросить, почему, но слова застряли у него в глотке, и он поперхнулся. Однако выражение его лица было настолько красноречиво, что Гнилозуб по нему все прочитал:

— Потому что, милый мой генерал, — начал терпеливо объяснять он, — бургомистра выбирают на выборах. Он получает власть из рук грязной толпы. А я получил свою власть благодаря воле Мудрых. Я ни перед кем не собираюсь отчитываться. Толпа мне не указ. Поэтому и называться я должен совсем по-другому. Какой титул носили правители древности, ваше святейшество?

— Они назывались деспотами, — подсказал Муровер.

— Да, это мне подойдет, — удовлетворенно сказал Гнилозуб. — Только я буду не просто деспот, а верховный деспот. Чтобы чернь знала, с кем имеет дело. Уж теперь она не посмеет надо мной зубоскалить. Твердолобик, голубчик, обеспечь мне охрану на площади. Я хочу вступить в должность у всех на виду.

Солнце уже начинало прятаться за зубцами каменной стены цитадели, когда на площади появилась торжественная процессия. Гнилозуб в роскошном мундире со звездой прошел между двумя рядами стражников, нацеливших алебарды на угрюмую толпу. Он поднялся на деревянный помост, на котором еще недавно выступали артисты, и епископ, три раза ударив по доскам тяжелым посохом, объявил, что отныне единственным и полновластным правителем города следует считать его превосходительство Гнилозуба, магистра, почетного гражданина и Верховного Деспота Крысиного гнезда.

Народ выслушал это объявление в глухом безмолвии. Вслед за епископом Долгопят, получивший при новом режиме должность дворцового распорядителя, зачитал постановление об упразднении городского совета и должности бургомистра, об отмене выборов, восстановлении инквизиции и наделении стражи полномочиями хватать всех подряд без разбора и повода.

Торжественная часть уже подходила к концу, и кучка служащих и военных потянулась к лестнице, когда Гнилозуб неожиданно повернулся, подскочил к краю сцены, склонился над безмолвствующей толпой, и, криво ощерившись, выпалил:

— Что, пропала охота смеяться? Вот вам всем, выкусите у меня!

И он сделал неприличный жест, показав его всему народу.

Всю ночь город не спал. Бурлили и узкие улочки цитадели, и деревянные мостовые посада. От дома к дому, от забора к забору сновали призрачные тени. В окнах из-за задернутых занавесок пробивались тонкие лучики света.

— Мы этого так не оставим! Такого издевательства мы не потерпим! — шептались везде горожане.

Особенно буйными выдались предрассветные часы в студенческом городке. Все общежитие гудело, как разбуженный улей, и даже некоторые из профессоров, таких, как Гладкошерст, не уходили домой, а оставались тут со своими студентами.

Когда солнце вновь начало поливать цитадель золотистой росой, гудящие толпы принялись стекаться к Рыночной площади. Меньше чем за полчаса все пространство от ратуши до Парадной Арки оказалось запружено взволнованными горожанами, и даже на бортик фонтана с его статуей Крысы Разумной забрались лихие студенты, размахивающие академическими шапочками с желтыми кисточками.

Из здания караульной службы вышел заспанный Твердолоб, лениво протер глаза, уставился на толпу и во всю глотку рявкнул:

— Это что за бесчинство? Не бухтеть без приказа. А ну, разойдись!

Но толпа ответила ему таким дружным ревом возмущения, что он тут же забежал в караулку. Барабаш подсадил Шишкобора повыше. Торговец в засаленном фартуке вскарабкался на медную статую. Его кожаный башмак едва не соскочил с позеленевшей таблички с надписью «Rattus Sapiens», но он удержался и дополз до массивной книги, которую ученая крыса сжимала в руке.

— Не нужно нам никаких верховных деспотов! — перекрывая шум народа, закричал Шишкобор. — Пусть Гнилозуб проваливает из цитадели! И медных лбов своих пусть с собой забирает. Давайте вернем бургомистра. Мы сами его выбирали!

— Верно! — кричали вокруг. — И цены пусть задирать перестанет. Давайте откроем ворота для фермеров, пусть снова везут к нам зерно. Мы зимой что, кору на деревьях должны грызть?

На одном дыхании толпа подалась в сторону ратуши. Профессора Гладкошерста затерли, он не смог выбраться, и его понесло вместе со всеми. Ему ничего не оставалось, как подчиниться всеобщему порыву. Благо, студенты окружили его со всех сторон и не позволяли давить на него слишком сильно.

А Гнилозуб, разбуженный ни свет ни заря своим верным дворецким, выглядывал из окна и дрожал. Он был одет в шелковую ночную сорочку и высокий колпак, а его встрепанная со сна шерсть до сих пор оставалась нерасчесанной.

— Что же мне делать? — охал он. — А ну, как они сюда ворвутся? Они же меня на фарш пустят!