Сильвия Лайм - Мертвая академия. Печать крови

— А может, та жрица вовсе и не была моей матерью? — произнесла я и сморщилась от того, как жалко это прозвучало. Но Дэйн только глубоко вздохнул:

— К сожалению, была. Когда мы решили сохранить вам жизнь, то произнесли заклятие на поиск родственной крови. Хотели отдать ребенка семье. Но нити магии указали…

— На труп, — закончила я, когда ректор на мгновение затих, будто подбирая слова.

Судя по всему, так оно и произошло, потому что он не стал отвечать, но через пару секунд продолжил:

— Теперь спустя годы я начал опасаться, что кто-то из адептов культа мог остаться в живых. — Его голос был низким и словно извиняющимся.

Но с чего бы? Может, мне все это только казалось.

А Люциан продолжал говорить. И, как ни странно, его слова меня успокаивали. Незаметно, едва ощутимо убаюкивая.

— Я боялся, что кто-то мог обучить вас магии, чтобы продолжить дело высшей жрицы. Но это была моя ошибка. Простите меня, магиана Ирис.

Хотелось вздохнуть, но из груди вырвалось что-то сиплое. Я не могла вымолвить ни слова, как ни старалась. Какая-то горечь душила изнутри, и только сила воли мешала разреветься прямо на глазах у ректора.

— Магиана Ирис, — позвал он, но я закрыла глаза, зажмуриваясь.

— Зачем вы оправдываетесь передо мной? — с трудом проговорила я. — Вы — ректор императорской академии, член какого-то там корпуса! Мнение сопливой первокурсницы не должно вас волновать.

Проговорив все это на одном дыхании, я распахнула крепко зажмуренные глаза и встретилась со странно сверкающим серым взглядом. В нем была задумчивость, непонятная тоска и океан чего-то мрачного, что плескалось в самой глубине.

— Лариана… — попытался ответить он, но я перебила:

— Если вам важно, что другие будут обо всем этом думать, то не стоит переживать. От меня об этом никто не узнает. Теперь я верю, что у вас не было иного выхода. В конце концов, вы же сохранили мне жизнь, а не убили, как остальных. Значит, вероятно, я должна быть вам благодарна. Так что не беспокойтесь, вашу репутацию я не испорчу. Хотя вряд ли мне это было бы под силу…

Серый лед радужек стремительно темнел.

После всего сказанного я встала с дерева, намереваясь побыстрее уйти отсюда и все-таки пореветь где-нибудь в уголке. Там, где никто не увидит и не услышит. Там, где я снова останусь одна, как и всю свою жизнь.

Но в этот момент Люциан резко схватил меня за руку и с силой потянул на себя. Я вскрикнула, потеряв равновесие. И уже через секунду сердце оглушительно забилось. Потому что теперь со всех сторон меня окружали крепкие, уютные до стона и нежные до крика… объятия.

— Какая, к демонам, репутация?! Что вы несете, магиана Ирис? — нахмурившись, воскликнул Люциан, оказавшись вдруг ошеломляюще близко. Повсюду — его руки, колени, дыхание, сверкающие радужки цвета дымчатого хрусталя… — Какая репутация, когда все мои мысли разбиваются на осколки, стоит увидеть ваши глаза? Да мне плевать, что будут думать остальные. Ведь стоит только раз посмотреть на ваше лицо, в котором застыли невыплаканные слезы, и мне хочется умереть и никогда не рождаться. Лишь бы больше не причинять вам боль. Разве это похоже на то, что должен испытывать ректор к юной магиане? Скажите, Лариана, хоть немного похоже?

Его голос был хриплым, местами переходящим в рычание. Он крепко прижимал меня к своей груди, и даже сквозь ткань жилетки и рубашки я слышала, как громко бьется сердце.

— Потому что мне кажется, что я сошел с ума…

Он положил мою голову на сгиб локтя, не сводя с меня глаз.

От его слов бросило в жар еще больше, чем от позы, в которой мы оба оказались. Между ребрами словно взорвалось маленькое солнце, разливая повсюду обжигающий огонь.

Мой ответ так и умер на языке в приоткрытых губах, жадно ловящих воздух. Я не могла поверить, что все это мне не снится. Продолжала смотреть на Люциана ошарашенно широко распахнутыми глазами, словно пыталась прочесть в худом, напряженном лице, что мне все это послышалось.

— Лариана, — почти с болью позвал Люциан, заставив меня вновь задрожать. Высокий мужской лоб пересекла тонкая морщинка. Он хотел, чтобы я ответила. Но разве может ответить рыба, выброшенная на берег? Утонувшая нежными плавниками в раскаленном песке?

— Лариана, — тише повторил он, зарываясь рукой в моих волосах, поглаживая, успокаивая, лаская.

И кажется, еще немного, и…

— Ла-ри… — едва звучит в воздухе, и все. Мир летит в пропасть вместе с его губами, накрывающими мои в каком-то диком, горячем поцелуе, полном жажды, желания, необходимости.

Быть рядом, касаться, вдыхать запах. Быть одним целым…

Я замерла на миг. В голове что-то лопнуло и разорвалось, рассыпаясь искристыми звездами. Как черное затмение, застилающее разум. Как прохладная ночь, остужающая разгоряченную за день землю.

Он целовал меня со всей силой и страстью. Целовал так, как не целовал меня никто и никогда. Сводил с ума мягкостью и сумасшедшим вкусом своих губ. Языком, который властно проник в меня. Желанием взрослого мужчины и одновременно нежностью и ослепляющим исступлением.

Я тяжело выдохнула, едва не застонав. Скорее почувствовала, чем осознала, как прижимаюсь к нему ближе, сначала притягивая за рубашку, а затем скользя рукой к вороту и обнаженной шее.

Прохладной, мягкой, с отчаянно бьющимся пульсом под светлой кожей.

Кончиками пальцев проникла в белый водопад за ухом, очерчивая линию роста волос.

Люциан тихо выдохнул, вдруг прикусывая меня за нижнюю губу, а потом полностью засасывая верхнюю.

Я застонала, чувствуя, как сгораю изнутри. Как лопаются все струны разума, горячим металлом заливая вены, скапливаясь ноющим жаром внизу живота. До крика, до судорожно сжатых пальчиков на ногах.

Светлые силы, когда этот поцелуй успел стать таким эротичным?

Нет, он таким был с самого начала.

Я задыхалась, ощущая, что вот-вот умру в собственном огне. В его огне.

Но в этот момент он внезапно отстранился, практически вырвав у меня стон разочарования.

— Лариана, — произнес он невероятно низко, с легкой вибрацией, от которой во всем теле разлилась неодолимая слабость, — ты простишь меня?

Кажется, я задержала дыхание, чувствуя, как улыбка сама просится на губы. Под ребрами неистово хлопала крыльями демонова туча бабочек.

— Прощу, — тихо ответила я, внезапно краснея и смущенно опуская глаза. Ведь, по сути, мне и прощать его было не за что, он исполнял свой долг. — Прощу, если вы ответите мне на вопрос…

Внезапно стало невероятно страшно спросить то, что вертелось на языке. Даже похолодели кончики пальцев, которыми я перебирала маленькие пуговицы на мужской рубашке. Кружочки красного золота на темно-синем фоне прекрасно отвлекали внимание от глаз. Губ. Морозного дыхания с легким запахом ментола.