Сильвия Лайм - Мертвая академия. Печать крови

Принц тяжело вздохнул.

Ректор стиснул кулаки, чтобы не сорваться.

Да, Леонар Альвис нарушил правила игры. Напрямую напал и ранил бойца чужой команды. Но Тьма его побери, Дэйна сейчас волновало совсем другое!

Хвала Сумеркам, у этого остолопа хватило мозгов продолжить:

— Когда я понял, что ошибся, начал искать взглядом Нимаэль. Оказалось, что они вместе с Ларианой… — В этот момент принц вдруг резко повернул голову к девушке и едва заметно нахмурился.

Она, в свою очередь, кусая губы, опустила взгляд в пол.

Люциан никак не мог понять, что происходит, но ему это уже не нравилось.

— Что «они с Ларианой»? — переспросила он, едва сдерживая рычание.

Через мгновение Леонар продолжил как ни в чем не бывало:

— …стоят в стороне, отряхивая форму от комьев земли. Оказывается, перед этим они столкнулись и упали. И потому совершенно не замечали, что неподалеку от них Эмилия уже погибла.

Ректор прищурился, пытаясь поймать взгляд девушки, но бесполезно. Молодая некромантка смотрела куда угодно, но не на него.

— Так никто не видел, как она погибла? — переспросил он.

И все трое магиан разом умолкли. Воздух, казалось, трещал от холодного чувства безысходности, повисшего вокруг.

— Я видел, — в гробовой тишине раздался голос Ивейна.

Демонолог, не обращая никакого внимания на главу академии, достал из нагрудного кармана флягу и быстро глотнул из нее, слегка сморщившись.

Дэйн сжал челюсти, но ничего не сказал. На самом деле он прекрасно понимал чувства парня, хотя и не собирался его жалеть. Когда закончилось детство будущего высшего некроманта и главы ЦИАНИДа, ему было куда меньше лет, чем сейчас Ивейну.

— Я видел облако мрака, — начал магиан четвертого курса. — Словно вся Тьма над полем собралась в одну точку, а затем превратилась в копье. Или стрелу. И эта стрела с невероятной скоростью вонзилась в тело Эмилии. Девушка погибла мгновенно. Из нее словно высосали все соки. Щеки втянулись, кожа облепила череп, рот открылся… А губы исчезли, выставляя этот… оскал.

— Да, результат мы все видели, — бросил Дэйн, раздраженно махнув рукой. — Но, может, было что-то еще? Что-то необычное?

Герцогский сынок поднял голову, и впервые во взгляде этого вечно безразличного, язвительного и жестокого дворянчика мелькнул страх.

— Я видел в облаке Тьмы глаза. Полные голода и ненависти. Всего на несколько секунд. Потом они исчезли.

Ректор тяжело вздохнул. Пока картина вырисовывалась самая что ни на есть плохая.

— Ладно. Я все понял. Альвис, за нарушение правил и нападение на бойца Живой академии вы будете серьезно наказаны. О своем решении я сообщу вам позже. Про то, что случилось на поле, распространяться запрещено. Надеюсь, вам ясно. А теперь все свободны, — бросил он, отворачиваясь от них.

Стоило обдумать случившееся. Еще раз обследовать поле боя. Предстоял долгий разговор с маркизом Валенсианом, а потом отчет перед императором. От этого всего начинала жутко болеть голова. А ведь это лишь самые меньшие из его проблем.

За спиной раздался скрип двери. Оба магиана уже ушли, и краем глаз Дэйн заметил, что только Лариана осталась стоять в проходе, молчаливо глядя на него синевой своих грустных глаз.

— Иди, Лариана, — тихо сказал он, стараясь не смотреть в ее темные радужки. — Мы увидимся с тобой немного позже. Сейчас все слишком сложно…

Она кивнула и тенью выскользнула из кабинета. После ее ухода на душе стало тяжело.

Но Дэйн знал, что другого варианта нет. Он должен понять, что происходит. И начать следовало с самого себя.

Он сел в свое кресло и закрыл глаза, обращаясь к источнику магии в груди. Его анарель двигался по спирали, напоминая огромное озеро глянцевой Тьмы. Анарель высшего некроманта. Но было ли в нем что-нибудь странное?

На первый взгляд — нет.

Тогда, глубоко вздохнув, погружаясь в состояние полного спокойствия, Люциан начал собственный ритуал. Он выискивал в своих венах и костях едва заметные следы сумеречной паутины, которые говорили бы о том, что проклятие до сих пор действует.

Он старался не обращать внимания на то, как напряженно бьется сердце. Как неосознанно сжимаются кулаки, когда, осматривая себя сантиметр за сантиметром, ничего не находил. Это рождало в душе слишком болезненное чувство надежды.

Сначала казалось, что все получилось. Что тело после ритуала очистилось от скверны. Но довольно скоро стало ясно, что это не так.

Он резко выдохнул, словно весь воздух вышибло из легких чьим-то жестким ударом.

Тьма никуда не делась. Она просто спряталась на время.

Дэйн стиснул зубы, стараясь не потерять хрупкий огонек веры. Не впадать в отчаяние раньше времени. Ведь у него все еще есть шанс, верно?

После ритуала с Далларом его кровь стала еще более чувствительна к некромантии. Возможно, это временный эффект, поэтому воспользоваться им следовало как можно скорее.

Существует методика уничтожения плетения Тьмы в зарождающемся умертвии. Она требует очень много сил и, как правило, способна нанести физический вред объекту. Обычно это никого не волнует, ведь объект и так уже мертв.

Но не в его, Дэйна, случае.

Он снова закрыл глаза и предпринял очередную попытку изгнать из себя ростки проклятия.

Время текло час за часом медленно, но неотвратимо. И когда за окном уже опускался закат, ректор наконец открыл глаза. В серых радужках застыл привычный холод, смешанный с безразличием.

Медленно он поднялся и подошел к окну, распахнув пошире тяжелые шторы. Оранжево-красное солнце садилось за горизонт, раскрашивая идеально ухоженную территорию академии в багрово-алые тона.

Ректор Мертвой академии не любил закаты, не считал их красивыми. В отличие от восходов. Вот и сейчас ему казалось, что небо кто-то разрезал на две части и из крупной раны на землю течет кровь.

Но, скорее всего, так кровоточило его собственное сердце.

Все было бесполезно. Даже с возросшей магией, со способностями, далеко превосходящими любого высшего некроманта, он не мог излечить себя. Не мог остановить превращение тела в нежить, не уничтожив себя. Как оказалось, ритуал Даллара лишь отсрочил неизбежное.

А это означало только одно.

— Ну что, Дэйн, — тихо проговорил мужчина в пустоту, — похоже, ты скоро узнаешь, красив ли закат, по мнению мертвеца… Потому что надежды больше нет.

Мне было слишком тяжело, чтобы даже просто говорить. Я молча дошла до своей комнаты, легла в постель и укрылась одеялом. Леонар пытался что-то спрашивать у меня, когда мы встретились в нашем блоке, но, увидев мое состояние, быстро бросил эту затею, наконец оставив меня одну.

Лишь один вопрос повис в воздухе, звеня, как колокол: