Яцек Комуда - Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы [litres]

Худой покорный монах в рваной сутане бенедиктинца, который с трудом вел наверх нагруженного сумками мула, постучал в ворота монастыря. С удивлением поднял голову, поскольку издали те выглядели торжественно, как триумфальная арка Цезаря, вблизи же оказались на удивление слабы. Из щелей в оковке сыпалась пыль, железные головки гвоздей были ржавыми, словно старый якорь, поднятый с морского дна.

– Во имя Отца и Сына, отворяйте, братья! – крикнул он хриплым фальцетом. – Это я, Франсуа из Нарбонны, слуга его преосвященства епископа, явился к его преподобию брату аббату. Се стою у двери и стучу! Отворите, прошу вас, милые ягнятки, не вводите меня в дьявольское искушение, а не то…

– Хватит, брате, – рявкнул чей-то голос. Сверху, между щербатых бланков стены, выглянуло пожелтевшее лицо. Как видно, смотрины закончились успешно, поскольку бенедиктинец исчез, а через время столь долгое, что за него можно было проговорить и пять «отченашей», вволю зевая после каждой фразы, за стеной раздался стук отворяемых засовов, и ворота раскрылись, открывая узкий проход на подворье.

– Приветствую вас, братья, – новоприбывший склонился униженно. – Прибыл я сюда с миссией. От его преосвященства епископа.

– Это ты уже говорил, – привратник монастыря бенедиктинцев Мон-Сен-Морис был стариком с бледными глазами. – Есть ли у вас при себе какие письма? Слишком много нынче волочится по бретонским дорогам шельм, чтобы я приводил к нашему аббату всякого приблуду, который отыщет в навозной куче рясу нашего собрата.

Брат Франсуа сделал короткий решительный жест, проведя мизинцем от одной брови к другой. Это на бенедиктинском языке знаков означало: «Слава Святейшей Деве Марии».

А потом достал из-за пазухи бумажный свиток и подал его привратнику.

Одаренный им, тот даже не попытался прочесть бумагу. Только глянул на епископскую печать, оттиснутую на толстом, в палец, куске воска, и поспешно отдал ее брату Франсуа, будто письмо обжигало как раскаленные уголья.

– Приветствую на наших скромных порогах, брате.

Врата распахнулись шире, поскольку письмо его преосвященства Гийома де Малеструа открывало врата любого монастыря или собора скорее, чем английские орудия или тараны. И что интересно, рекомендательное письмо было столь же истинно, как и девичество Орлеанской девы, а к тому же – и вправду вышло оно из-под руки скрибы в епископском скриптории. И кажется, только благодаря его силе брат Франсуа сумел перетянуть упрямого мула через монастырский порог.

Внутри монастырь выглядел еще солидней. Сама церковь была возведена из бурого местного камня, а в точке схождения трансепта и нефа венчалась высокой трехэтажной, восьмигранной башней. Дормиторий и бесформенная глыба капитулярия, таращившая на чужака огромные двойные бифории [187] Арочное окно, разделенное столбиком. , имели контрфорсы столь мощные, что, казалось, они могли бы пережить не только новое падение Римской империи, но и закат династии Валуа, новую высадку английских дьяволов по эту сторону Канала и приход всадников Апокалипсиса.

Привратник указал брату Франсуа на деревянную конюшню, помог провести туда упрямого мула. А потом повел его в дормиторий по трем каменным лестницам, через широкие двери, скрытые в глубине лестничного проема, из которого взирала на них фигура святого Маврикия, патрона горы и размещающегося на ней монастырского хозяйства.

Франсуа удивился, что они не направились прямиком в дом аббата, но протестовать не стал. Быстро пересек прихожую, что прорезала поперек глыбу строения, а когда пришлец уже полагал, что вот-вот окажется в виридарии [188] Небольшой садик во внутреннем дворике строения. , его проводник стукнул в низкую дверку, вошел, подавая монаху знак, чтобы тот подождал, а потом, побыв минутку внутри, снова вынырнул под дневной свет.

– Его преподобие Яков де Монтей, наш новый аббат, приглашает тебя.

Франсуа набожно поклонился и вошел внутрь. Полагал, что окажется в капитулярии или в скриптории, где аббат уделит ему толику времени, выкроив его среди множества трудов, всякий из которых посвящен был набожной работе над Opus Dei [189] Дело Господне ( лат .). . Тем временем в нос ему ударил смрад гнилого дерева, сам же он, как ни странно, оказался в небольшом тесном зале, напоминавшем – к оскорблению Господнему – преддверие парижского борделя. Стояла тут tabula plicata , лавка, стеллаж с несколькими порченными временем книжками, жбан, ведро для нечистот, а еще серая, источенная древоточцами постель под балдахином.

Погодите-ка… Что-то тут было не так. Аббат столь богатого монастыря, как Мон-Сен-Морис, не мог обитать в эдакой норе. Разве что был исключительно набожным и честным аббатом и отдал свой дом под приют для, например, раскаявшихся шлюх. Что – говоря искренне, и Боже избавь от наветов, коими лгут на церковь, – среди аббатов Бретани было делом столь же редким, как и находка жемчужины в городском шале [190] Общественная уборная в средневековой Франции. .

– Стало быть, ты прибыл из Нанта? От епископа Гийома, брат? – аббат был молодым монахом с мягкими чертами лица, заставляющими вспомнить скорее лицо Святейшей Девы Марии, чем обросшую морду попа, уже долгие годы сидящего на жирном куске десятин. – Наконец-то! – произнес он с облегчением в голосе. – И что же пожелал молвить его преосвященство о нашем несчастном деле?

Франсуа поклонился, перекрестившись, и подал аббату письмо. Яков де Монтей молча принял его, развернул, приблизил к свече и пробежал глазами строки, написанные ровным, размашистым почерком епископского скрибы.

А потом нахмурился и смял бумагу.

– Молитвы за наши души и за души наших умерших братьев, наших основателей и всех монахов, какие со времен Людовика Святого славили Господа в наших стенах, – сказал он с горечью. – Молитвы во всех церквях города, каждый четверг, начиная с Несения Креста и заканчивая кануном святого Луки Евангелиста. Не имея ничего против благонамеренных интенций Его Преосвященства, это, боюсь, мало изменит нашу отчаянную ситуацию. Слишком большие мы грешники, чтобы наши молитвы и слова могли двигать скалы и камни, сброшенные на нас справедливым гневом Господа! Нам нужна иная помощь! Люди, каменщики! А возможно, и просто чудо Господне!

Франсуа склонился еще ниже.

– Со всех сторон одолевают нас страдания, но мы не поддаемся сомнениям; терпим потери, но не отчаиваемся; сносим преследования, но не чувствуем себя осиротевшими; валят нас на землю, но не гибнем мы, – булькал он тише горного ручейка. – Согласно приказаниям Его Преосвященства, я должен списать из ваших кодексов и свитков имена всех ваших мертвецов, чтоб братья смогли поминать их в церквях в соответствующее время и пору, во время молитв…