Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 3. Исход [СИ]

Одержимый молчал. Палач хотел ещё раз обжечь его кочергой. Дознаватель остановил его взмахом руки и влил в рот заключённого ядовито-зелёную жидкость из стеклянной колбы. Узник затрясся словно в припадке.

— Концентрированное зелье «веритас». Под ним даже тролли-колдуны раскалываются, — пояснил дознаватель, отставляя пустую посуду на стол. — Пришлось заплатить целителям из своего кармана, но он того стоит.

— Я не с-с-с ними, — нехотя ворочал языком одержимый.

Отравленный спрут вспыхивал агрессивно-алым, не позволяя угаснуть ауре. Она уплотнялась и восстанавливалась за считанные мгновения. Вот так одержимые и становятся неуязвимыми.

— Не с-с-с ними! Предвестники — ублюдки, пресмыкающиеся перед Небесным недоноском! — узник глотал воздух перед каждым словом, будто пытался заткнуть себе рот. — Они хотели отправить меня на переработку. Переработку, ублюдки! Г-г-граф обещал помочь, если я послужу ему. Но он предал меня! Предатель!

— Белимир — ещё один лазутчик Лучезарных? Но ведь он из неодарённых! — удивился Вейас. — Нужно срочно его проверить. Вполне вероятно, что он связан и с другими шпионами!

— Позже. Вначале закончим тут, — оборвал его старший и снова повернулся к заключённому. — Хочешь сотрудничать с нами? Мы обещаем защиту от Лучезарных. Скажи, что тебе известно об их природе.

— Ах-ха-ха! Держите карман шире, глупые слуги Высокого. Что вы можете, слепая и глухая, не имеющая даже собственной воли отара? — завопил одержимый. — Грядёт Владычество Мрака! Разрушитель усадит Тень на Небесный престол, и вы падёте ниц перед нами!

Он дёрнул головой так резко, что казалось вот-вот свернёт себе шею. Разноцветные глаза уставились на Лайсве. Или нет! На того, кто стоял за её спиной!

— Он здесь! Сын иступленного неба! Он лучше, чем Тень. Мы доберёмся до тебя через Искателя. Но вначале я захвачу того, кто связан с ним теснее других. Меня помилуют!

Спрут снова стал чёрным! Он полностью обезвредил зелье!

Одержимый рванулся. Жалобно заскрежетали цепи, растянулись звенья.

Сон исказил пространство. Лайсве двигалась, как увязшая в паутине муха. Но и неспящие Сумеречники тоже застыли.

Цепи вырвало из стены. Заключённый бросился на Вейаса. Тот едва успел выставить кинжал. Одержимый насадил себя на лезвие. Из глаз ручьём хлынули чёрные слёзы, изо рта повалил антрацитовый дым. Заключённый рухнул на пол. Чернильное облако разрасталось. Тонкие щупальца тянулись к лицу Вейаса. Жужжание превращалось в гул тысячи тысяч голосов:

«Будь с нами! Будь одним из нас! Только пожелай!»

Нет! Почему же она здесь не наяву? Даже если бы Лайсве вырвалась из зыбкой трясины, то ничегошеньки не получилось бы сделать. Страх продирал липким потом, грозил выбросить из сна. Фигуры меркли, заглушались звуки, на смену им приходила привычная мирная возня.

Вдох-выдох.

«Страх не властен надо мной, он пройдёт сквозь меня, а я останусь в холодном рассудке!»

Время замедлилось. Из-за спины Лайсве вышел Безликий и оттолкнул Вейаса с пути щупалец. Брат едва не опрокинулся на стол и схватил оставленную там колбу. Мрак с шипением устремился нему. Безликий вскинул руку и растопырил пальцы, как делал лорд Комри у стен Эскендерии.

Щупальце попало в узкое горлышко колбы, чёрное облако рванулось обратно, но застряло в стекле. Безликий шевелил пальцами и шептал на скрежещущем громами и завывающим ветрами небесном наречии.

Мрак заверещал, его щупальце втягивалось в колбу всё больше. Он разматывался по ниточке, как клубок, и всасывался в стекло, пока весь не оказался внутри. Вейас тут же заткнул колбу пробкой. Чёрное облако затряслось в бессильной ярости и взорвалось, тысячью брызгами стекая по стенкам.

Обошлось!

Лайсве выдохнула и подскочила на постели. Сердце колотилось, из носа горячими струйками стекала кровь, зубы стучали от страха.

— Мама, плохо? — встрепенулся рядом Гед.

— Н-ничего страшного. Всё уже прошло. Спи, — ответила она и погладила его по щеке, прежде чем слезть с полатей.

Умывшись и промочив горло, Лайсве принялась перебирать сушёные травы. Послышались шаги Хорхора.

— Посиди лучше, тебя трясёт. Я сам приготовлю успокаивающее зелье, — он устроил её на лавке и принялся колдовать над кипевшим на печи котлом.

Искрошенные в труху засушенные травы: пустырник, чабрец, душица и донник — засыпались туда вместе с истолчённым корнем валерианы. Хорхор дул над воду, нашёптывая заклинания.

— Перестаралась? — спросил он, наливая пожелтевшее терпкое зелье в чашку.

Лайсве приняла её и стала греть стынущие ладони о горячие стенки.

— Всезнание бывает жутким, особенно когда видишь, но не можешь повлиять. Я лезу, куда не следует? Стоит ли мне оставить попытки и жить обычной жизнью? Хотя бы ради Геда.

— А ты сможешь? — снисходительно улыбнулся Хорхор. — Спроси себя, будет ли Геду хорошо оттого, что вы проведёте вместе на несколько счастливых лет больше и из-за этого ты ничего не сделаешь, чтобы предотвратить светопреставление.

— Но что могу я, маленький и слабый человек?

Ощущение полного бессилия не оставляло её. Лайсве цедила зелье мелкими глотками. За окном яркими полосами разгорался рассвет.

Как можно бороться против сошедшего с ума мира, где бессильны даже боги? Тем более если она отсиживается в благодатном Ирие, отгороженном от любых бед?

Днём печаль забылась за заботами. Лишь к вечеру нужно было принять решение. С каждым новым шагом по нетореной тропе открывались всё более жуткие тайны, а испытания становились изощрённей. Но глядя, как Гед возится с вырезанными из дерева фигурками и вспоминая лицо брата, Лайсве убеждалась в том, что нужно дойти до конца и заплатить цену. Мир должен жить!

Во сне она снова явилась к Безликому.

— Как справиться с Мраком? — потребовала Лайсве вместо приветствия.

— С твоими силами — никак. Для этого нужно всемогущество Небесного племени, — ответил он, усаживаясь на ложе.

— Но Гэвин как-то это делал. И ты, ты спас Вейаса! Или это был сон?

— Вейас спас себя сам, отринув соблазн. К тому же осколок ослаб при переходе, иначе бы мне не удалось загнать его в колбу. Там он будет безвреден, пока его не выпустят.

О Гэвине Безликий говорить отказывался. Это внушало подозрения, что лорд Комри и был его вэсом, раз уж последнему выходцу из его рода выпало стать священной жертвой, чтобы Безликий обрёл силу. Но ведь Гэвин жаждал возрождения бога настолько, что пожертвовал бы собой без раздумий, если бы от него это требовалось.

Зыбко.

Неясно.

— Могу… могу я снова увидеть брата? Хочу убедиться, что с ним всё в порядке.