Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

В глубине души Хлоя знала, что так случится. Так было почти со всеми девками с их улицы. Она никто и не достойна лучшего. Как бы ни старалась. Вся королевишность начнётся и закончится у матушки Тертецци и её гостей!

— Прямо сейчас, да?

— Нас уже ждут, — безжалостно кивнул Лино.

Хлоя покорно поднялась и спряталась за занавеской, чтобы переодеться. Вот и закончилось детство.

Снова донеслись голоса. Ругались. Хлоя выглянула в комнату. На пороге стоял тупой проповедник. Только его и не хватало!

— Позвольте поговорить с вашей сестрой. У нас вышло недоразумение, — вежливо и стеснительно просил он.

— Вали отсель! Не по твою честь она. Других спасай, — гнал его Лино.

— Вали, да, — Хлоя вышла, по-деловому подбоченясь. Хоть бы простофиля не заметил, как дрожит голос и глаза жжёт от слёз. — Видеть тебя не желаю!

— Но я бы помог, позаботился! И вам меньше хлопот будет, — он обратился к Лино.

— Да какая ж она обуза, кровная сестра как-никак, а парни? — ответил тот. Остальные закивали как-то неуверенно и невпопад. Совестно стало? Смешно.

— Убирайся! — топнула Хлоя. — Мы заняты, нам пора уходить! Меня научат быть Королевой воров.

Ферранте удивлённо вытаращится.

В комнату влетел запыхавшийся Бурро:

— Матушка Тертецци сказала, что если не поторопимся, заплатят вдвое меньше. Гость уже ждёт!

Хлоя непроизвольно сжалась. Ферранте выпучил глазищи ещё больше.

— Хозяйка публичного дома на Сарживой улице? Что здесь происходит?!

— Не твоё дело. Я уже готова! — Хлоя дёрнула за рукав Лино. Чем больше ждёшь, тем больше страха. Этот тупой проповедник только душу бередит!

— Куда идти? Хлоя! Они продадут тебя в публичный дом!

Зачем он это сказал? Так жалко себя стало, что захотелось взвыть.

— Нет, ты тупица! Из меня сделают Королеву. Я буду ходить в самых нарядных платьях и носить лучшие украшения. Я стану красивей Лайсве, и все будут мне кланяться!

— Вишь, она сама хочет. Вали отсель, нам надо деньги Одноглазому Сорхе отдать, иначе он с нас шкуру спустит, — оттолкнул его Лино так, что проповедник врезался спиной в стену, но это его не остудило.

— Я заплачу, сколько надо, только позвольте её забрать!

— Полоумный, да ты отродясь таких денег не видел! — засмеялся Лино. — Уйди с дороги, мы опаздываем.

— Нет! Беги, Хлоя! — Ферранте толкнул Лино, пихнул локтем Начо, саданул по колену Пепа. Сколько же силищи в тщедушном теле?

Ноги понесли сами. Миска полетела в гущу драки. Хлоя нырнула за полог, проскользнула между руками остальных братьев и понеслась прочь. Лишь бы не видеть! Не видеть, как глупцу разобьют лицо и будут пинать до смерти ногами!

Первый удар пришёлся в челюсть. Мир перед глазами поплыл, но Ферранте не мог позволить им догнать Хлою. Метался от одного бандита к другому, отвлекая внимание. Как только они поняли, что сестра сбежала, озверели. Выволокли его на улицу, швырнули на мостовую и принялись месить ногами со всех сторон. Он увёртывался, отбивался, закрывался руками, но их было слишком много. От ударов в живот Ферранте харкал кровью. Казалось, что дробятся кости, а плоть покрывает боль, изнутри и снаружи, сплошным слоем. Сквозь него даже дышать не получалось! Зрение сузилось до крошечного окошка, шум в голове затмевал все звуки.

Ударов стало меньше, значит, нападавшие уходили за Хлоей! Хоть бы спряталась. Боль обожгла затылок, лишила чувств. Очухавшись, Ферранте перевернулся на спину, вглядываясь в неприветливо-серое небо. Оно плакало жидкими звёздами. Он впервые видел снег. Это было последним, что он видел.

Мне нравился Ферранте. Он никогда не жаловался, не просил и уж тем более не требовал. Купил в долг ветхую заброшенную лачугу, отремонтировал её, брался за любую работу, лишь бы она была честной. Такой тощий и заморённый, казалось, он сломается, но он терпел. Копил гроши, чтобы расплатиться с долгами, питался впроголодь — я с трудом заставляла его есть то, что приносила с собой в качестве гостинцев. А что оставалось, он раздавал другим. Сколько я на него ни ругалась, о себе он заботился до скудного мало, но зато всегда следил за порядком и чистотой.

Выступления и попытки достучаться до людей Ферранте тоже не оставлял. Каждый выходной поутру он приходил на площадь с разбитым фонтаном и вещал про свою веру. Позже наедине мы обсуждали заветы наших богов, пересказывали легенды, отыскивали схожести и отличия. Последних оказалось куда меньше первых.

«Любить своё племя, не делить на врагов и друзей, богатых и бедных».

«Выживают все либо никто».

«Чем больше у человека сил и возможностей, тем больше ответственности он несёт не только за себя, но и за окружающих».

«Нельзя быть счастливым, если рядом несчастливы».

«Совершай подвиги и не требуй награды. Делай то, что велит сердце. Не ниспошлётся тебе счастье в конце пути, но приблизится день, когда он спустится с облаков по радужной лестнице, сын иступленного неба».

«Сын иступленного неба» — повторяла я про себя и гадала, возможно ли? Кто из них был изначально, Безликий или Единый? Или они всегда были одним, а потом люди отщипнули для себя по кусочку, забыв об общих корнях? Или всё — зыбкий морок, ловушка для доверчивых душ вроде меня и Ферранте? Ответов не было, поэтому мы продолжали их искать: я в книгах, Ферранте в переданных отцом знаниях.

За время учёбы я соскучилась по друзьям и Нижнему. Как только выдался свободный день, я направилась к ним.

Было раннее утро. Морозец колол щёки, на юге он ощущался особо тяжёлым и влажным. От порывов промозглого ветра пробирало до костей, я туже запахивала плащ. Я решила срезать путь через парк. Показалась увитая плющом ограда, высокая полукруглая арка из белого мрамора. От неё ветвились аккуратные аллеи, усаженные стройными рядами деревьев. Безлюдно и сонно внутри.

Шелестела под ногами серая листва, тронутая узорами инея, он же бахромой покрывал сиротливо-голые ветки платанов. Центральная аллея вела к серебристо-чёрной ленте реки, бегущей через весь парк. У берега наросли шёлковые ледяные корки, ускользающие под напором течения. Дрейфовали по воде вездесущие утки.

Впереди показался мостик с резными перилами. На нём — знакомцы. Не видя ещё лиц, я узнала по ауре и не смогла сдержать улыбки. Жерард с дочкой сыпали в воду хлебные крошки, подкармливая шумных крякв, которых уже собралось целое полчище.

Жаворонок, он вставал с первыми лучами, а полуночничать не любил. Прогулка на свежем воздухе до завтрака, говорил он, здоровья приносит больше, чем иные целительские средства.

Я прибавила шаг и окликнула их. Жерард обернулся и снял шляпу. Малютка тоже задумчиво уставилась на меня. Как время бежит, ей уже шесть! Очень красивая, она походила на дорогую куклу. Куталась в подбитый куньим мехом плащ. Из-под шапки струился чёрный шёлк волос, наливались морозным румянцем щёки на круглом белом личике, алел кончик резного носика, горели миндалевидные глаза цвета болотного дягиля.