Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

— Делай, что хочешь. Только чтобы Гиззи не знала, какая у неё мать.

— Ты надеешься, что хоть чем-то лучше меня, курильщик опия и интриган? — распалилась она. — Думаешь, я не знаю о том, как ты устраняешь конкурентов, чтобы занять более высокое место в Совете? Или о том, как ты подкупом и обманом собираешь народную поддержку для своего маленького борделя, который ради приличия зовёшь «лабораторией»? Или о том, что ты как крыса готовишь побег? Ты можешь обманывать кого угодно, но я не слепая!

Жерард прищурился:

— Всё, что я делаю, лишь для спасения мира. Сейчас не время думать о совести и милосердии. Минуют года, и никто меня не осудит.

— Ничего у тебя не получится. Я всем расскажу, какой ты на самом деле. Не поеду за тобой. Уйду!

— Уходи, — Жерард пожал плечами. Ну пустит ещё один слушок, ну нажалуется своим поклонникам — да что они смогут сделать? Напасть из-за угла, как бандиты? У всех этих «прожигателей жизни» кишка тонка. — Хочешь, выхлопочу нам развод?

— Нет. Я заберу ребёнка, и ты будешь отдавать нам на содержание всё золото, которое тебе удастся выжать из своих покровителей, — она принялась теребить его воротник. — Приучать моего ребёнка к извращениям я не позволю!

— Попробуй, — бросил Жерард и зашагал к лестнице.

Вслед неслись проклятия. Но волновала только малютка Гиззи.

Ректор слёг, изученный слабоумием и дряхлостью. Жерарда прочили на его место. Чтобы не вызывать подозрений, пришлось включиться в состязание. Оно пожирало драгоценное время, а конец приближался неумолимой поступью солдат и беженцев.

Под наблюдением Малого Совета Жерард инспектировал цех аптекарей. Последнюю проверку сделали самой сложной, явно хотели уступить место кому попроще, с единственной амбицией — набить карманы. Жерард шагал между столов, что-то спрашивал, отдавал указания писарям. Приходилось принюхиваться, как ищейке, одним взглядом оценивать, к кому стоит присматриваться, а на кого закрыть глаза.

— Это опий? — нахмурился он, взяв из глиняной тарелки щепотку мелкого белого порошка.

— Самый чистый! — подтвердил молодой целитель рассеянного вида. Запоздало спохватился: — Чтобы снять боль, для армии — сейчас требуется в больших количествах.

Жерард кивнул.

«Кар-р-р!» — спустился с высокого сводчатого потолка ворон и замер у одного из столов. Милому другу никогда не требовалось повторять дважды.

— Что это?

Жерард взял колбу с прозрачной белой жидкостью и поболтал. На стекле остался маслянистый след с маленькими ножками. Жерард откупорил флягу и принюхался.

— Осторожнее! — перехватил его руку седой старик-аптекарь в чёрной мантии. — Это сильнейший яд.

— Элапедай из Хаабской пустыни. Как вам удалось сделать такую тонкую вытяжку? — перебил его Жерард.

Наблюдали из Совета уважительно заскрипели перьями.

— Я потратил на изучение ядов большую часть жизни. В малых дозах они способны вылечить любую болезнь, но этот… это совершенство, которое только мог создать наш покровитель, искусный Вулкан. Без вкуса и запаха, не отличим от воды, не оставляет следов, действует медленно. Кажется, будто сердце остановилось само по себе, — Заметив внимательный взгляд Жерарда, аптекарь осекся: — В малых дозах он замечательно расслабляет тело!

— Покажите, пожалуйста, записи ваших исследований и списки снадобий, — бесстрастно попросил Жерард.

Аптекарь напрягся, видимо, дураком не был. На него смотрели все присутствующие, в том числе вооружённые стражники — бежать некуда. Молодой помощник принёс кипу исписанных неразборчивым почерком листов. Аптекарь застыл, ожидая своей участи.

— Список заказчиков, будьте добры, — помахал Жерард, не отрываясь от записей.

— Что? Зачем?! — вскипел аптекарь.

— Впрочем, мы сами. Марин, Шанже, обыскать его кабинет, — окликнул он стражников и повернулся к наблюдателям: — В этих списках с дюжину запрещённых веществ, которые кроме отравлений нигде не используются. Думаю, среди заказчиков всплывут весьма любопытные личности, в чьей верности ордену придётся усомниться.

Один из стражников отыскал запрятанные под половицу записи. Старик посерел. Второй стражник ухватил его за локоть и потянул за собой к дознавателям.

Остальные аптекари тревожно перешёптывались, и только наблюдатели продолжали скрипеть перьями.

— Я не знал, клянусь, — бормотал помощник с потерянным видом. — Что теперь со мной будет?

— Если не знал, волноваться не о чем. Как твоё имя? — успокоил его Жерард.

— Люсьен. Я практиковался у него в аптекарском деле перед получением степени бакалавра.

— Знаешь его секреты?

— Если попробовать расшифровать записи…

— Хм, а ты умный малый. Не хочешь перевестись в мою лабораторию? Денег там платят больше, и грязными делишками заниматься не придётся.

— Работать у самого Ректора? — Люсьен сверкнул глазами и пожал подставленную ладонь так, что затряслись его лопоухие уши. — Спасибо вам, спасибо!

Прихватив с собой записи и колбу, они вернулись в лабораторию.

Через неделю утром запыхавшийся Люсьен принёс радостную весть: герольды трубили, что новым Ректором назначили Жерарда. Некстати это, лишняя головная боль. Нужно будет выбрать доверенных помощников и переложить на них львиную долю обязанностей, а самому воспользоваться привилегиями и влиянием. Надо же, почётный член Малого Совета! С такими регалиями его прошения к норикийской знати будут выглядеть куда более вескими.

Весь день пришлось праздновать с высокопоставленными мэтрами и членами Совета. Улизнуть удалось только поздним вечером. В лаборатории его уже ждали, чтобы устроить куда более тёплое и уютное торжество.

Веселье длилось до полуночи. Одна Лайсве сидела в углу и безотрывно смотрела в тёмное окно. Хрупкое воздушное создание из солнечного света и сладких росных капель, идеально-безмятежное в каждой своей черте, гораздо больше похожее на духа, чем старательная Джурия или разгильдяйка Тормента. Непостижимая и пугающая своей близостью к той стороне. Никак Безликий снизошёл! Бродит между ними невидимый, чтобы прикоснуться к своей драгоценной пророчице, подпитываясь и направляя в нужное русло.

Жерард устроился рядом, пытаясь увидеть то же, что и Лайсве. Она превзошла все его хитрости, создавая светлый образ Норн у народа. У неё так естественно получалось быть образцом милосердия и умеренности, что вся чернь города едва не возносила ей молитвы. Даже порочная связь с безродным пошла ей на пользу, сделав любимейшей героиней народных баллад.

— Поговори со мной! — не вынес Жерард этой пытки.

Она повернула голову и уставилась на его руки. Глаза выцвели до снежной белизны, черты заострились, придавая обычно мягкому и ласковому лицу жестокое выражение, словно не она была перед ним, а мальчишка-художник из сна.