Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

Особняк оживал, скрипели двери, топали в коридоре слуги, перешёптываясь между собой. Вот-вот за Гэвином придут, и от прошлой жизни не останется и следа.

— Почему?! — влетел в комнату Дэвид с порога, упрямо сжимая кулаки. — Почему ты гонишь меня?

— Свежий воздух и смена обстановки пойдут тебе на пользу. Помнишь мамино имение в Озёрном крае? Тихое, уединённое, рядом с морем. Помнишь, как ты любил те дикие туманные леса? Не переживай ни о чём. Я выделю тебе самых доверенных людей, лучших лошадей для прогулок и собак для охоты. Тебе не придётся скучать.

— Но я хочу остаться с тобой, узнать отца, которого у меня никогда не было!

— Я буду слишком занят регентством. Долг велит…

— Долг всё время велит тебе быть со своим поганым орденом или со своим королём, но никогда — со своей семьёй. Где ты был, когда умирала мама? Где ты был, когда Бран заколол себя у меня на глазах? У нас больше ничего не осталось! Взгляни!

Дэвид взмахнул рукой, пристально глядя на стоявшую на столе чернильницу. Она с трудом сдвинулась с места всего на палец.

— Я потерял дар. Ты поэтому отсылаешь меня «поправлять здоровье»? Такой же искалеченный, как Бран, я тебе не нужен?!

— Не говори так! Твой дар восстановится, просто потребуется время. Время и покой. Мой главный долг — обеспечить тебе это.

В дверь постучали. Вошёл посыльный:

— Его Высочество призывает вас во дворец. Он желает, чтобы вы сопроводили его в королевскую усыпальницу после второго завтрака.

— Я буду к условленному времени, — кивнул Гэвин. Что ж, совместный траур — хороший повод сблизиться.

Посыльный ушёл, а Дэвид продолжил смотреть на него волком.

— Я тоже хочу навестить могилу брата!

— Твои нервы слишком расшатаны. Быть может, в следующий раз… — Гэвин протянул к нему руку, но Дэвид отшатнулся.

— Ты мне не отец!

— Когда у тебя будут свои дети, может, ты меня поймёшь.

— Когда у меня будут свои дети, я не стану вести себя так, как ты! — он выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью.

Гэвин наблюдал из окна, как прислуга выносит сундуки с вещами. Дэвид спустился с крыльца и направился к распахнутой лакеем двери экипажа. Спина ровная, голова высоко, шаг широкий и чеканный. Маленький лорд, ни одним движением, ни одним жестом не выдавал истинных чувств. Сел в экипаж, дверь затворилась, и шестёрка серых рысаков понесла его прочь из города. Когда ещё увидятся?

Некстати вспомнилось: «Кто? Скажи же уже это!» Как хотелось выплеснуть всю детскую обиду на несправедливость глупого взрослого: «Мы твои потомки! Ты самый ужасный в мире отец и муж!» Но Гэвин не сказал, потому что на самом деле всё это надо было сказать себе. Проклятое Небесное племя.

Время бежало, а белый лист продолжал быть белым. Накричать бы на себя: «Сделай ты уже это! Скажи всё, что думаешь, что не мог сказать, когда была возможность». Он начал писать так лихорадочно, что строчки скакали вкривь и вкось.

«Тому, кто будет после меня,

Я знаю, ты получишь это послание не в самый светлый момент своей жизни. Дар и проклятие нашей семьи — предвидение будущего, способность просчитывать варианты во всём их необозримом множестве. В этом возможном будущем я вижу тебя, мой друг, почти как своих современников. Ты вылитое совершенство, сильный, смелый, с независимым живым умом, способностью сострадать и принимать тяжёлые решения. Ты куда лучше, чем был я, чем были мы в переломную эпоху.

Я знаю, тебе приходится очень непросто. Ты один, и все стремятся перетянуть тебя на свою сторону. Они упирают на твою ответственность, на самопожертвование. И это есть в тебе в полной мере. Но нету знаний, потому что я вряд ли успею их передать. Это письмо — не место для них. Некоторые вещи нужно обсуждать, глядя в глаза, иначе они останутся лишёнными смысла словами. Да и не нужны тебе эти знания, ведь тебя ведёт воля куда более мудрая, чем может объять человеческий разум.

Я напишу тебе всего две вещи, две вещи я завещаю тебе — единственное, что от меня останется. Первое: не верь никому. В этом мире надеяться можно лишь на себя, на свой светлый ум и чутьё, только они помогут отличить правду ото лжи, истину от заблуждений. Свободная воля выведет из тьмы к свету. Неторный путь тернист и полон опасностей, но я верю, что ты его одолеешь и найдёшь то, что ищешь, на другом конце дороги.

И второе: не держи зла. Знай, мы не были плохими, но не были и хорошими. Мы были просто людьми, ошибались, как и все люди, хотели жить в достатке и счастливо, обеспечивать своей семье уверенность в завтрашнем дне, когда нас не станет, чтобы о них позаботиться. Эта человечность нас и сгубила, сделала слабыми. А за слабость в нашем мире убивают — ты знаешь это лучше всех. Поэтому прости и не уподобляйся. Тебе всё по плечу, как бы сильно ни била жизнь. Выстой, дойди до конца своей тропы — это твой единственный подлинный долг перед мирозданием.

На прощание оставляю тебе письменное соглашение о том, чтобы род Комри породнился с родом Микаша Остенского через брак, подписанное им собственноручно. Надеюсь, оно тебе поможет.

С безмерной любовь,

Едва поставил последнюю точку, как в дверь постучали. Заглянул личный слуга и напомнил:

— Скоро полдень, вам пора во дворец.

Гэвин посыпал письмо песком и положил сушиться на окно, пока переодевался в чёрный траурный костюм. Перед уходом запечатал послание гербовой печатью и спрятал в тайник в стене. Тот, кому адресовано, найдёт, а другим знать не следует.

До дворца Гэвин добрался пешком, побрезговав и свитой, и каретой. Уж очень хотелось насладиться последними мгновениями свободы. Он брёл вдоль широких улиц, через парадные ворота, по центральной алле между сочных лужаек дворцового парка. Тот плохо сочетался с мрачной старинной цитаделью, сложенной из грубого серого камня. Сам дворец перестроили, придав более помпезный вид ажуром лепнины, фигурными арками, стройными колоннами, резными перилами. Безликий бы не оценил. От этой мысли хотелось улыбаться.

Укутанные в плащи придворные прогуливались по прибранным дорожкам, выкрав несколько солнечных часов у сгущавшегося тучами неба. Гэвина провожали любопытными взглядами и перешёптываниями, но заступать дорогу не решались — слишком грозной была слава маршала Сумеречников. Только она и спасала, когда разговоры не радовали.

Во дворце встретил канцлер с многочисленными лакеями. Шептал на ухо о расстановке сил на политической арене, с кем заключить союз, кого стоит опасаться. Многие министры и придворные плохо восприняли пожелание Регана назначить регентом бывшего Сумеречника. Хотели оспорить право опеки над принцем. Это особо не волновало, Гэвин как-то расправлялся с хищными акулами Малого Совета и заносчивыми высокими лордами Большого. Вряд ли авалорский королевский двор переплюнет их в искусстве плетения интриг и козней.