Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

«Если кто и сможет меня победить, то только я сам», — витиеватой рунницей было выбито над королевскими покоями. Точная копия камня из старого дворца Безликого. Гэвин снова усмехнулся. Дома, он дома! Эти легенды, эти запахи, эти реликвии полнили его жизнью, потому что она ещё жила — Родина, земля Безликого, её дух густ и как никогда крепок.

Шире распахнулись золочёные створки. Гэвина пригласили внутрь, но не успел он ступить и шага, как навстречу рванулся убранный в оборочки и рюши мальчуган.

— Дядя Гэвин!

Под недовольные взгляды придворных он подхватил принца на руки и чмокнул в щёку. На несколько лет младше Дэвида, юный Лесли, облечённый властью и вниманием, выглядел совсем ребёнком. Измученным оттого, что никто не давал ему шанса насладиться детством. Чернявый и синеглазый, как и все в его роду, он был изумительно красив и хрупок, особенно в далеко не мужественной одежде, которую его принуждали носить. Ничего, Гэвин ещё наведёт здесь порядок, оградит от ахающих нянек, женоподобных щеголей и прочего дурного влияния, научит, как быть мужчиной. Сильным мужчиной, который сможет противостоять козням политической элиты.

— Скучал?

— Очень!

Церемониально раскланявшись, они вдвоём направились в усыпальницу. По пятам следовала охрана, совершенно бесполезная, раз уж не защитила своего короля. Пусть создают видимость. Не оружие, не латы и щиты защищают короля, а правильная стратегия поведения и руководства. Придётся изучить её, как прежде Гэвин изучал тактику военных сражений. Пока ещё есть время.

Они остановились у винтовой лестницы в подземелье цитадели. Стражникам внутрь заглядывать не позволялось, в усыпальницу допускались только члены рода. Старший жрец Храма всех богов в день похорон приходил сюда, чтобы поставить освящённый прах в нишу и выбить на ней имя усопшего. Гэвин вёл принца за руку по крутым ступеням, поджигая факелы на стенах. Затхлый воздух напоминал о том, как редко тишину склепа нарушали шаги живых.

После спуска — длинный извитый коридор, с двух сторон от которого тянулись выбитые в стенах ниши. Гэвин поджигал свечи, стоявшие рядом с запечатанными глиняными горшками. В них покоились останки королей древности и их семей. Принц Лесли читал имена, выбитые под нишами. Звонкий детский голос эхом отдавался от низких сводов.

— Фергюс Справедливый, второй король Авалора. Прославился тем… — мальчик запнулся, пытаясь вспомнить.

— Тем, что вершил справедливый суд над своими подданными и первым из Мидгардских правителей предложил союз ордену Сумеречников.

Лесли обернулся к Гэвину и повторил слово в слово. Они двигались дальше, к последней нише с именем побратима и отца. Свеча Регана едва тлела и тухла, словно король не хотел отправляться по Сумеречной реке к мёртвым. Но Гэвин был настойчив — с четвёртой попытки на фитиле расцвёл мерцающий рыжим лепесток. Лесли положил рядом с горшком букет скорбных паладинников — траурных цветов из королевских оранжерей.

— Мы отпускаем тебя с миром, старый друг, — Гэвин поклонился в пояс.

— Мы отпускаем тебя с миром, отец, — повторил за ним принц.

Гэвин оставил его наедине с королём, а сам свернул в едва заметное боковое ответвление. Здесь тоже были ниши с прахом. Гэвин снова зажигал свечи и читал выбитые имена. Джордж Драконоборец, один из первых Сумеречников, погиб в сражении с драконом на Терракотовой башне, Эльгас Кушедавец, прославленный Сумеречник, разодран на части ордой пятихвостов и ещё много имён почивших безвременно воинов. В первую пустую нишу поставил горшок, который нёс с собой в мешке. Взял лежавшее здесь долото и молоток и выбил: «Бран Комри. Смелый Сумеречник, погиб в бою с саблезубым мелькарисом в Балез Рухез». И букет диких паладинников, которые Гэвин искал большую часть прошлой ночи.

В отличие от королевской семьи, Комри здесь хоронили тайно, только члены рода — никто посторонний об этом склепе не знал.

Гэвин встал на колени и сложил ладони в молитвенном жесте:

— Покойся с миром, сын мой, я отпускаю тебя. Отпусти и ты. Мою вину перед тобой не искупить ничем.

Простоял так, пока свеча не потухла с едва слышным шипением. Гэвин уже хотел вернуться к Лесли, но таинственный шорох заставил вглядеться вглубь прохода. С две дюжины шагов, и Гэвин упёрся в тупик, где в скальной породе была выбита необычайная красивая статуя.

Фергюс дожидался брата внизу. Стройка едва закончилась. Не терпелось показать её самому близкому человеку. Корона, перешедшая ему от безвременно почившего отца, всегда была велика, но он научился выносить все тяготы своей участи. Раздались умноженные эхом шаги, бойкие и энергичные. Фергюс улыбнулся.

— Рад, что ты почтил нас своим присутствием, — сказал он, не оборачиваясь на собственное отражение, повторявшее каждую его черту в идеальной точности. Чёрные волосы, забранные в тугой пук на затылке, ярко-синие глаза, резкие черты, жилистое, худощавое телосложение. Только одежда на них разная: золотой плащ поверх алой королевской туники и поношенный дорожный плащ из грубого серного сукна поверх такого же сурового воинского одеяния.

— Как я мог? Ведь она и меня вырастила, и я её любил, как обоих родителей вместе взятых. Жаль, что не успел на похороны.

Брат положил руку ему на плечо. Фергюс обернулся, но вместо лица близнеца увидел круглую белую маску, перечерченную тремя красными полосами.

— Что это?

Фергюс протянул ладонь, но брат её перехватил.

— Ритуал. Теперь я главный среди Сумеречников, как ты среди своих подданных.

— Да, знатную ты заварушку устроил. Отец бы городился. Если бы дожил.

— Поэтому я и решил разделить нас. Себе забрать семейное проклятье вместе с даром, чтобы ты долго и мудро управлял нашей страной. Живи, брат, ты этого достоин.

— Думаешь, это правда? Всё, что нам рассказывала бабушка? Люди говорят, что я король брошенных. Что дед просто оставил её и дом, как иные мужчины оставляют опостылевшее хозяйство.

— Не знаю. Когда ты в сумеречном мире демонов, даже самое невероятное кажется возможным. Будто за спиной распускаются крылья и отгораживают от людей, вздымают над миром, заставляют смотреть дальше, видеть больше, делают цельным. Вот тогда и впрямь кажется, что ты бог.

— Жаль, я не могу разделить с тобой это чувство.

Брат коснулся лба Фергюса, как в детстве.

— Так поверь и позволь себе чувствовать. Делай то, что считаешь правильным, как я. Мы в своём праве, был он или не был. Бабушка точно была, и она верила, что мы справимся.

Фергюс пропустил брата к вырезанной в скале статуе. Прекрасная стройная дева с длинными струящимися волосами и невероятно светлым, одухотворённым лицом. Л'Хасси Фенталийская, первая в роду, жена того, кого не было. Брат опустился на колено и положил на постамент букет голубых паладинников.