Наталия Каплуненко - Не та избранная [СИ]

— А чего под плащом прячется? — Мужчина шагнул ко мне, я же, остро ощутив опасность, ринулась в кусты, что бы тут же провалиться в забытье от сильного удара по затылку.

Добегалась.

— … а посему приговариваем ее к наказанию двадцатью плетями. — Словно сквозь вату доносились до меня чьи-то слова.

Я с трудом смогла открыть глаза и осознала себя привязанной за руки к высокой перекладине на площади все той же деревеньки. Носки ботинок едва доставали до земли, вывернутые руки нещадно болели. С меня сняли плащ, и теперь собравшиеся вокруг жители с жадным любопытством и злой яростью в глазах рассматривали беспомощную меня.

Резкий звук вывел из ступора, спину обожгло такой острой болью, что я даже закричать не смогла — горло сдавило невидимыми тисками. Ахнув, стоящие вокруг разумные, словно единый организм, шагнули вперед.

— Дык какой же это человек? — сказал кто-то. — Чего ты Прохо несешь? Я же сразу сказал: не похожа она! Те выше были и крупнее, да и глаз таких ярких я ни разу ни в одном описании не встречал. Во, как драгоценные камни-иръяты горят!

При упоминании неких камней разумные дружно и резко побледнели, тут же подавшись назад.

— Э-э-э, — Прохо, он же староста, ощутил в руках противную дрожь, а на спине холодный липкий пот, — у меня же книга! — Он показал на тонкий сшиток листов в своих руках. — Похожа!

— Но кровь-то у людей точно красная! Об этом все знают! А не… серая? — Вмешалась какая-то женщина.

— Да нет, не серая. — Еще один голос. — Как серебро расплавленное. Красиво…

Жители все голосили и спорили, пока я тоненько подвывала от боли, раздумывая о том, что приговаривать меня к двадцати таким ударам — верная смерть. И за что? За грехи предков, которых я и в глаза-то не видела?

А затем полубессознательную меня отвязали от перекладины, и все тот же Прохо — зять встретившей меня старухи по имени Мирита — на руках отнес в свой дом. Увязавшиеся за ним женщины споро избавили меня от одежды, приготовив чистые бинты и мази, уложили нa живот на широкую лавку. Перед глазами все расплывалось, в ушах стоял звон, но я не могла не услышать, как взволнованно они спорят. Не могла не ощутить, как чьи-то сухие горячие пальцы аккуратно касаются отметин от шипов хищной лианы на моей спине. «Аутэ’Раэро», — повторяли они, но что означает это слово я не знала.

Когда же рана от хлыста была очищена, а кожи коснулась прохладная мазь, силы окончательно покинули меня. Сознание поглотила тьма.

Ему, конечно, не полагалось находиться здесь и видеть раздетую женщину. Но все происходящее было слишком странно и важно, что бы он мог позволить себе остаться в стороне. Кто эта незнакомка? Зачем она пришла?

Прохо не ощущал своей вины перед пострадавшей девушкой, только досаду, что уронил свой авторитет перед односельчанами, и легкий страх перед возможными разборками со стражей, если незнакомка решит подать на них жалобу. Все же самосуд над другим разумным — это очень серьезный проступок. Стояли на площади все, но спросят-то именно с него…

Мужчина хорошо понимал, что шило в мешке не утаить, а значит нужно договориться с пострадавшей по — хорошему. Но вот что ей предложить? Сколько и чего? Продешевить в таком тонком деле — оскорбить и сделать еще хуже. Ну а предложить слишком много не позволяла естественная жадность и рачительство. С какой стати он должен отдавать нажитое?

Аура в помощи опознания помощником не была — там сам демон из Нижнего мира ногу сломит. С равным успехом такая размытая дымка могла принадлежать любому разумному. Но на что ориентироваться? На белую, как у немертвых, кожу? На серебристую, словно ртуть, кровь? На темные волосы? Или на зеленые, как у дикой кошки глаза, чего он никогда ранее не видел?

Можно было, конечно, у девушки обо всем расспросить: втереться в доверие, пожаловаться на тяжелую судьбу и страх перед человеческими магами — это всем близко. Вряд ли на всем материке найдется хоть одна семья не пострадавшая в ту войну. Но шрамы на ее теле заставили Прохо похолодеть и отказаться от этих планов. Он уже видел такое однажды.

Цыкнув на разошедшихся женщин, как заведенных повторявших название волшебного ручья с Плато Смерти, староста покинул дом. О пострадавшей позаботятся. А ему нужно крепко подумать… Птица еще эта ее волшебная. Не оттуда ли?

И что он должен делать с этой информацией теперь? Сообщать стражам, как указано в законе? Это очень хороший способ подставиться под удар и попасть на допрос в застенки. Или сделать вид, что ничегошеньки-то и не заметил?

Ох, кажется, сумма откупа для девушки с зелеными глазами будет внушительной. От игр сильных мира сего лучше держаться в стороне.

— Эй вы, идите сюда! — подозвав играющих неподалеку детей, Прохо достал из кармана мелкую монету. — Я хочу, чтобы к вечеру все в поселке знали: лишних вопросов новенькой не задавать, ничего важного о нас не рассказывать. Я сам все сделаю. Понятно? — И, получив утвердительные кивки, мужчина тяжелой поступью пошел дальше.

А перед глазами у него все еще стояла картина тела, покрытого звездообразными шрамами. Как она сумела побывать на Плато Скорби и выжить, он знать не хотел. А вот как сделать так, чтобы и уехала побыстрее, и довольной осталась — очень даже.

— Вот что, — сказал Прохо, когда, спустя некоторое время, я пришла в себя на той же лавке, — мы неправы были. Ты прости. Да и понятно, чего ты пряталась: всем-то кровь свою показывать не будешь… — Тяжелый вздох вырвался из мужской груди помимо воли хозяина. — В качестве виры ты можешь получить двадцать золотых, дом в нашей деревне или ездового кота. Но за это ты напишешь бумагу, что вины за нами нет, договорились? Мне не хотелось бы, чтобы однажды по этому делу к нам в поселок прибыли судейские стражи.

Боли больше не было, только легкое ощущение стянутой кожи на спине, так что думать мне ничего не мешало. Но как же быть? Нет, дом-то мне явно не нужен: жить всю жизнь здесь я не собираюсь. Да и ездовое животное… Как за ним ухаживать? Чем кормить? Где содержать? Нет, от него будет больше забот чем толка. Деньги? Но мне хотелось бы остаться хоть на пару месяцев в месте, где все решили, что я не человек. Узнать мир, научиться хоть чему-то, не ожидая ежесекундно удара в спину.

— Я бы хотела взять деньги, — знать бы еще — много мне предлагают или мало? — и спросить, можно ли где-то снять комнату? Мне бы хотелось остаться в вашем поселке на некоторое время.

Мужчина довольно кивнул.

— Будь гостей в моем доме. Мирита проводит тебя в свободную комнату.

Я привык быть сильным. Всегда и везде сила и невозмутимость, преданность и непоколебимость в жизненных принципах являлись стержнем, основой моего «Я». Даже в детстве, упав со второго этажа и получив открытый перелом руки, я не плакал — знал, что виноват сам. Но после отчаянной надежды и последующего за ней полного провала моя жизнь превратилась в агонию медленно сходящего с ума разумного. Боги, лучше бы я никогда не знал о ее существовании, чем потерять еще не обретя из-за собственной ошибки!