Наталья Игнатова - Откровение

Это была последняя мысль. А первая — даже раньше, чем понял, что жив — «умер бы всё равно».

Потому что какая, на хрен, разница? Черная тварь уже не была Зверем. А он — был. И умер.

И… воскрес?

— Для разнообразия, — пробормотал Змей, которого Дитрих не видел, потому что не хотел открывать глаза; вообще ничего не хотел делать, просто жить, быть здесь, знать, что он жив, — для разнообразия, это действительно воскрешение. Смертию смерть поправ. Даже не знаю, можешь ли ты теперь называться христианином.

О пережитом аде напоминали теперь только цвет глаз и седина. Дитрих забыл все, что узнал во время ритуала. Нет, он не потерял память… и, да, получается, что ничего не забыл. Ничего, кроме самого важного: чужой души в себе. Отдал ее целиком, ничего не осталось.

Нельзя сказать, чтоб он счел это потерей.

Зверь был здесь со своей чертовой душой, пусть Зверь с ней и живёт. Людям такое даром не надо, и даже с доплатой не надо, спасибо.

Седины он почти не замечал: всегда был светловолосым, разница оказалась невелика. А к изменившемуся цвету радужки постепенно привыкал. Были глаза серые, стали фиолетовые, подумаешь.

Ютта сказала:

— С твоими командировками на край галактики, ты когда-нибудь мутируешь… не знаю… в говорящую морковь. Хорошо, что пока только глаза задело. И, вообще, тебе идёт.

Она не возражала, ей даже понравилось, и это было самое главное.

Как родители пережили три дня до его возвращения, Дитрих не знал. Змей увёз его на смерть с их разрешения, но точно не с одобрения. Отец считал, что обязан Змею жизнью, но, во-первых, своей, а не Дитриха, а, во-вторых, Змей ничего такого не считал. Насколько Дитрих мог представить себе тот разговор, выглядело это, наверное, как-нибудь так:

Змей: Мне нужна помощь вашего сына, чтобы спасти моего. Это смертельно опасно.

Отец: Хельга, ты не возражаешь?

Мама: Дитриху тридцать лет, наше мнение для него давно не важно.

Змей: Для меня важно.

Мама: Потому что ты взрослый и понимаешь.

Вот и поговорили. Логики — ноль. Зверь так и сказал, когда попрекнул Дитриха тем, что тот не думал о родителях. Этот придурок продолжал искать аргументы против своего выживания, даже когда всё было позади. Аргументация была так себе, но только применительно к семейству фон Нарбэ, а вообще-то Зверь умел быть убедительным. О родителях подумать, конечно, стоило. И Дитрих о них, действительно, не подумал. Он думал про Ютту и Олле. А Зверь ни черта не знал о том, что такое родители, он никогда не был ничьим сыном.

— Гуго — боевой пилот, — напомнил Дитрих. — Много он о тебе думает, когда рискует жизнью?

Он, кажется, наконец, освоил искусство донесения до Зверя элементарных понятий. Начал-то еще на Цирцее, так что в последние дни просто освежил навыки. И, кстати, о родителях…

— Как у вас с Элис?

— Я теперь всё помню, — кисло сказал Зверь, — ты всегда таким был, всегда знал, куда пнуть побольнее. На моем дурном примере мог бы добрее к людям стать.

— К людям я добрый.

— И не дискриминировать собеседников по генетическим признакам.

— Генетически ты вообще неизвестно что, — отрезал Дитрих. — Говорящая морковь.

Выражение лица Зверя полностью удовлетворило все его садистские и дискриминационные наклонности.

— У нас с Элис никак, — ответил Зверь, поразмыслив. Он уже не ерничал и, наверное, это было не очень хорошо, однако за Элис Дитрих переживал, а за Зверя — нет. — Но Эльрик пришел сразу, как стало можно. Он Элис любит. Он ей объяснит, что… — еще одна задумчивая пауза, — что ничего. Да она и сама это понимает. Просто не поняла еще.

Элис потеряла одного сына. Отказалась от другого, чтобы спасти. Не спасла. Зверь не собирался оставаться на Земле. Существо, которое он называл Эльриком или Князем, чудовище страшнее самой страшной твари, какую могло измыслить воображение, явилось сюда не только, чтобы утешить Элис. Оно пришло забрать Зверя. Для Элис это, наверное, и правда станет утешением.

Быть человеком лучше, чем фейри, лучше, чем ангелом, демоном или богом.

— У них вы есть, — Зверь улыбнулся, все еще без привычного сарказма, — ты и Людвиг, и ваши сыновья, и ваши внуки и правнуки тоже у них будут. Никуда не денетесь. И глаза… это навсегда теперь, Змей так сказал. Будет время от времени рождаться фон Нарбэ не сероглазый, а вот такой как ты. Пилот от бога. Очень удобно, даже тестировать не надо.

— Да ни черта не удобно. Что за радость с самого рождения знать, что ты должен стать пилотом? А если он не захочет?

— Как это? — изумился Зверь.

И впервые в жизни Дитрих понял и принял этот вопрос, потому что никогда не смог бы найти на него ответа.

Дгирмиш (зароллаш) — устройство для считывания данных с информационных носителей.

Кундарб (зароллаш) — компьютер.

Тасррозар схасгарх (зароллаш) — поцелуй меня кальмар. Распространенное на Ямах Собаки (а на данный момент уже и по всему Сиенуру ругательство). Правильно: тас’аррозар нессхасгарх , но кого волнует произношение шефангских ругательств, кроме самих шефанго?

Лахреф (искаж. зароллаш) — реанимационная установка.

Харрдарк (зароллаш) — мера длины, 2500 м.

Традиционная формула представления на зароллаше. Ее имя Мигара-Йерх, владелец Шарни. Йеррха другие называют Моруанец. Его имя Хортах-Айла, наследный владелец Фоша, владелец Страйшанго, главнокомандующий Ям Собаки, другие называют его Косатка. (Примечание: из этой формулировки следует, что у Мигары нет прозвища, Моруанцем ее называют только, когда она в мужском облике).

Аена (зароллаш) — неотъемлемая собственность. Слово «аена» обычно относят к замкам и конунгатам (не владетельным). Это действительно собственность, отнять которую не может никто. Даже если какие-нибудь враги вынуждают шефанго уйти с его земли, оставить его замок, и земля, и замок остаются «аена». Именно поэтому о шефанго говорят, что они всегда возвращаются туда, откуда их попытались выжить. Так оно и есть. Они всегда возвращаются. Потому что понятие «аена» обязывает вернуться. Понятно, что тем, кто принудил шефанго уйти, их возвращение не сулит ничего хорошего.

Набах (зароллаш) — здесь: «добыча».

Норт пэнар (зароллаш) — забыл. Это разговорная форма глагола. Правильно: ас норт от’пэнар .

Норт (зароллаш) — нет.

Тамэнах (зароллаш) — здесь: устройство, прибор, аппарат или оборудование. Также переводится, как польза, выгода, интерес.