Наталья Игнатова - Откровение

— Эта долбаная трясучка?

— Можно сказать и так, хотя, инфернологи называют это состояние острой неудовлетворенностью. И вы об этом знаете. Итак, Вольф, вы ничего мне толком не рассказали, и вряд ли сможете. Со стражей я объяснюсь. Давать показания сейчас вы не способны, но в убийстве вас никто не обвиняет, с остальным же можно разобраться позже.

— Нужно найти… — Зверь встал. — Как так? Она мертва. Смерть расторгает сделку, это правила, я их помню.

— Кого нужно найти? — Даргус подобрался, и сразу перестал казаться старым. Он вообще перестал казаться человеком. Стал взрывом пронзительной, страшной и гневной музыки.

Миг, и наваждение ушло. Вот он, старенький профессор, такой же, как всегда, тощий, всем недовольный гриф.

— Если сделка не расторгнута, значит, душа принадлежала не госпоже Фатур.

— Очень хорошо, — Даргус медленно кивнул. — Вы снова способны думать. Постарайтесь удержаться в этом состоянии. Передача души другому человеку возможна. В былые времена такие ритуалы практиковались, мы с вами мельком касались истории дарения и обмена душами.

Но поскольку к инфернологии эти темы отношения не имели, и были, за редким исключением, связаны со всякого рода романтикой, Даргус касался их, действительно, мельком. Одна-единственная книга с описанием некогда существовавших обрядов, давно не практикуемых или утративших силу, ставших всего лишь символическими словами и действиями. Например, при заключении брака или…

— Помолвка. Есть обряды, подразумевающие обмен душами при помолвке. Но Тауна из Нордвига, а там никогда… м-мать… — очень хотелось побиться головой о стену, переломать себе все кости, содрать кожу и добраться, наконец, до бьющейся внутри, недоступной силы. — Нордвиг нет, но их соседи из Орочьего леса.

— Дикари.

— Нет, нет, ни хрена! Князь рассказывал. Они… — Зверь помотал головой. — Не дикари. Другие. Как духи, не как люди, но люди. Они меняются душами, им это нефиг делать, они умеют. Давно не выходили из леса, не могут выйти, но когда-то могли.

— Господин де Фокс рассказывал? — переспросил Даргус с таким выражением, будто Зверь сослался на книжку-раскраску или историю, запечатленную на девяти кубиках «собери картинку». — Господин де Фокс — единственный, кто владеет информацией об Орочьем лесе. Проверить его слова невозможно, нет других источников.

— Да потому что он единственный, кому можно туда приходить!

И уходить живым.

Сейчас Орочий лес просто не впускал в себя никого, кроме Эльрика. А в прежние времена прорваться туда у чужаков худо-бедно получалось, но вот уйти не удавалось никому.

В любом случае, не важно, что там с Орочьим лесом. Важно, что Нордвиг от лесной границы в каких-то шестистах километрах. И когда-то, когда город только становился городом, люди из Орочьего леса еще приходили к людям из Нордвига. Торговали, воровали, перенимали чужие обычаи, приносили свои. Так всегда бывает.

Какие-то из обычаев могли сохраниться до сих пор. Тауна говорила, что не поклоняется никаким богам, значит она могла распоряжаться своей душой, как заблагорассудится.

— Очень хорошо, — повторил Даргус. Без всякой связи с вываленным на него потоком слов.

И стало понятно, что он думал о том же, и додумался до того же, и все, что нужно было ему от Зверя — это чтоб тот хоть немножечко пришел в себя, сосредоточился на поиске решения, перестал бесноваться и искать подступы к бушующей внутри силе.

Кем надо быть, чтоб не любить этого жуткого деда?

— Вам нельзя возвращаться домой, — Даргус тоже поднялся из кресла, — надо объяснять почему?

— Спятивший демон — очень плохой сосед.

— Бывший владелец души госпожи Фатур не должен найти вас раньше, чем мы найдем его. И я напомню, что вы все-таки ангел. Впрочем, обезумевший ангел может стать соседом еще худшим, чем демон. Пока мы не найдем инициатора сделки, вам лучше пожить у меня.

— Нет. Лучше у Князя. Я его слушаюсь в любом состоянии, я вообще — его.

Эльрик в таких ситуациях говорил: «кокрум». Какое-то ужасное слово, Зверь даже значения его знать не желал. Слово для того случая, когда ты делаешь что-то плохое не потому, что плохой, а потому что законченный и безнадежный дурак. Тупая, безмозглая скотина.

— Вы ничей, — ледяным тоном отозвался Даргус. — Но, как хотите. Ваш «Князь» уже здесь вместе со своим солдафоном-племянником. И оба настолько решительно настроены вас забрать, что, боюсь, их и стража не удержит.

Извиняться сейчас точно не стоило. Стало бы только хуже.

— Я никого не убью, — сказал Зверь. — Обещаю, профессор, я не буду убивать людей.

Взгляд Даргуса изменился. Никогда он не смотрел так. Как будто Зверь только что решил задачу, не имеющую решения.

Мит перз… Так оно и случилось. Он пообещал. Долбаный всемогущий ангел дал долбаное всемогущее обещание. Само по себе это было не страшно, он ведь не имел в виду, что это насовсем, он ничего не обещал, если разобраться. Слова сказаны, но пока в них не вложено понимания, они ничего не значат.

Страшным показалось другое: он захотел, чтобы в словах появился смысл.

И смысл появился.

…Его и правда ожидали и Эльрик, и Теодор. «Солдафон-племянник» вместо приветствия ограничился одним коротким взглядом, и так же коротко глянул на Эльрика:

— Я бы доверился профессору.

— А я бы нет, — буркнул его величество.

Зверь давно понял, что не поделили Князь с Даргусом. Ничего они не делили.

Эльрик не любил профессора за то же, за что и остальные — за скверный характер. У профессора, в свою очередь, не было претензий лично к Эльрику, зато у демона (каким бы ни было его настоящее имя) имелись серьезные претензии к Мечу. Демоны, хоть и одиночки по своей природе, но обитать предпочитают среди себе подобных, и если какой-то демон с начала времен живет в тварном мире среди тварных тварей, так это не потому, что он филантроп, а потому, что он просто не может вернуться на родные планы бытия.

Мир профессора Даргуса когда-то подвернулся под Меч. Вот и всё.

— Красавец! — Эльрик дернул горбатым носом, — своих мозгов тебе мало?

Знал бы он, что профессор тоже позволил себе шутку эту тему, наверное, воздержался бы от комментариев. Но Зверю почему-то слегка полегчало от того, что два самых близких ему существа с такой легкостью способны отпускать циничные замечания по поводу мозга красивой молодой женщины на кителе майора ВКС.

Теодор хмыкнул.

— Ладно, предположим, я начинаю верить в твое колдунство.

— Колдунство еще не начиналось, — горячий когтистый палец коснулся виска Зверя, — Волк, ты однажды заглядывал мне в душу. Самое время повторить.

Души у Эльрика не было. Это Зверь помнил. Невозможно забыть ледяную бездну, равнодушный и непреодолимый голод пустоты. Холод, темноту и безвременье.