Наталья Игнатова - Откровение

— Доктор фон Рауб — единственное существо демоническое природы, которое не опасно для недоумков, — профессор Даргус, ясное дело, не мог допустить, чтобы о его характере забыли хоть на секунду. — В общем виде решение принято, довольно бездельничать, займемся планом исследований.

Подготовка к выпускным экзаменам не оставляла ни одной свободной минуты. Зверь разрывался между Готхельмом и Уденталем, впервые в жизни столкнувшись с непреходящей нехваткой времени. За счет отсутствия потребности во сне и пище, ему всегда, даже в сложные времена, удавалось выгадать несколько часов на рисование, написание методических пособий, на вечер в «Антиграве» или «Гётрунге», в конце концов. Сейчас сложные времена казались простыми. Привычное расписание: днем — академия и Институт энергетики, ночью — кафедра инфернологии, пришлось изменить в угоду работе исследовательской группы. Будучи одновременно и частью этой группы, и объектом исследования, Зверь порой испытывал странные ощущения, узнавая о себе что-то новое и непонятное, и, вместе с остальными пытаясь выяснить, что же это было.

Нового и непонятного хватало. Профессор Даргус иногда даже ворчать забывал и переставал шпынять коллег за лень и нежелание думать.

Коллеги, правда, вряд ли это замечали. Концентрация яда в каждом слове верховного инфернолога была так высока, что изменения ее в большую или меньшую сторону без специальных приборов все равно не улавливались. Себя Зверь считал специальным прибором. Себя и профессора Нааца. Тот тоже отметил, что «Скен стал гораздо терпимее».

От таких смелых формулировок Зверь бы воздержался, но количество придирок со стороны наставника действительно уменьшилось. На них, правда, и времени стало меньше — в Удентале тоже начиналась летняя сессия.

Кафедру инфернологии и не-мертвых состояний сессии затрагивали меньше, чем другие факультеты. Студентов здесь было всего пятеро, учились они хорошо — кто учился плохо, тех скармливали мертвякам — дисциплинарные проблемы случались, конечно, и у них, но за дисциплину по внутреннему распорядку университета отвечал проректор по социальным вопросам, господин Ринальдо де Фокс, а кафедры поведение студентов не касалось, пусть хоть днюют и ночуют в участке Стражи, лишь бы вовремя посещали занятия.

Зверь вел занятия в Институте энергетики, на факультете энергетического машиностроения, но к изучению инферналов и не-мертвых, эта деятельность относилась лишь косвенно. А с остальными студентами Уденталя вообще никто с кафедры не работал.

Основы техники безопасности по обращению с инферналами и неупокоенными читались всем первокурсникам, но курс занимал восемь занятий в первом семестре, сразу по завершении по нему сдавали зачет, и тем дело заканчивалось. При желании, можно было пройти тестирование на выявление способностей к инфернологии или некрософии, однако, несмотря на то, что желание изъявляли все без исключения новички, результаты оставались удручающими. Из примерно восьми тысяч студентов, ежегодно поступающих в университет, к работе на кафедре инфернологии годились один-два. Да и на тех тут же обращал самое пристальное внимание Теодор де Фокс, командир Братства — специального подразделения по борьбе с агрессивными сверхъестественными явлениями.

Если Даргус был грифом, то Теодор — орлом или соколом, или еще какой опасной птицей, которая высоко летала, далеко видела и очень быстро пикировала на добычу. Три семестра он следил за потенциальными инфернологами и некрософами, чтобы к завершению четвертого, когда студенты выбирали специализацию, сделать предложение, от которого сложно было отказаться. Предложение включало в себя обучение на кафедре инфернологии и не-мертвых состояний с последующим вступлением в Братство.

Когда ты юн, романтичен и амбициозен, выбор между научной работой и службой в специальном подразделении по борьбе с инферналами совершенно очевиден. Кто же выберет унылую жизнь кабинетного ученого, когда альтернативой — полная опасностей и приключений деятельность научного специалиста в элитной боевой группе? Спецназовцы, к тому же, и сами вели какие-никакие исследования, а, кроме того, активно, хоть и без особой радости, сотрудничали с кафедрой.

Даргус не любил Теодора не так сильно, как Эльрика, но вполне сравнимо.

Однако, несмотря на постоянную нехватку светлых голов и инфернальных талантов, несмотря на сессионную лихорадку, несмотря на скверный характер профессора Даргуса, объединенная исследовательская группа умудрялась выкроить время на работу по изучению попавшего в их руки демона. По понятным, хоть и слегка нервирующим причинам, результатами исследований живо интересовался Теодор де Фокс, и, не стесняясь присутствия Зверя, комментировал особо впечатляющие открытия в самых нелестных выражениях.

Тактичностью и деликатностью в группе не мог похвалиться никто, кроме Иньо Нааца, но Теодор сделал истребление инферналов и демонов своей профессией, и это придавало его комментариям дополнительный смысл. Нечто такое, что Зверь не взялся бы сформулировать, но чему отнюдь не радовался. Мечник, убийца демонов, изучал возможности демонов, используя его как опытный образец. Это казалось еще более странным, чем то, что когда-то в незапамятные времена именно демону пришла в голову мысль систематизировать возможности демонов, чтобы облегчить людям задачу по их уничтожению. Профессор Даргус ведь не из научного интереса создал свою кафедру, а из самого что ни на есть практического. Он ко всем существам демонической природы относился с равной неприязнью, куда более сильной, чем та, которую он испытывал к людям. Людей профессор при необходимости (хорошо, что не при желании), мог убивать в несметных количествах, а вот боги и высшие инферналы были ему по зубам разве что в честной схватке один на один. Подразумевающей, к слову, гибель людей в несметных количествах просто как побочный эффект.

Зверь постепенно пришел к выводу, что любимый наставник, так же, как и Теодор, не столько изучает его самого, сколько ищет способы уничтожения таких как он без утомительных телодвижений. Осознание пришло в начале июня, тихим летним утром по пути в академию, и означало только одно: он снова стал терять человечность.

Исследования нужно было прекратить или хотя бы приостановить. Обстоятельства, побудившие начать их, оказались непреодолимы, а изучение остальных возможностей не имело практической ценности в условиях, когда эти возможности требовалось самым тщательным образом скрывать.

Скрыть животворящую музыку, оказавшуюся частью его природы, Зверь, как выяснилось, не мог. Но она, вроде бы, не выдавала в нем демона, наоборот, служила подобием маскировки, делала его душу похожей на душу какого-нибудь святого. Обычного тварного святого. Демоны умели лечить или оберегать от болезней и смерти, но делали это сознательно. А отмеченные демонами люди, собственно, святые, контролировать себя не умели, несли благо всем подряд, на кого обращали внимание. В точности, как Зверь. Только в меньшей концентрации… в значительно меньшей. По сравнению с его возможностями, концентрация благодати в святых была пренебрежимо малой, но какая разница, если воздействие схоже?