Диана Ибрагимова - Шепот пепла [РОСМЭН]

Пришлось повозиться, обрабатывая порез. На такой случай в комнате всегда имелась мазь и чистые бинты. Рана обильно кровоточила, но оказалась неглубокой, зашивать не пришлось. Нико давно не обращался к лекарю и заботился о себе сам.

Умывшись и сжевав пластинку обезболивающей пастилы, он вдохнул полной грудью и сосредоточился. Двойной круг означал несколько вариантов толкования. Но в этом ли дело? Юноша ходил по комнате, пытаясь вспомнить упущенную деталь.

— Кольцо в кольце, — шепнул он, внезапно остановившись. — Тхалле — круг. И оно же — мир. Мир в мире. Это карта!

Нико бросился к шкафам. На одной из полок белел длинный свиток. Юноша бережно вынул его и, освободив достаточно места, развернул прямо на полу. На шелковом прямоугольнике, занявшем треть комнаты, коричневые, черные и синие краски рождали мир Сетерры.

Сверху и снизу, словно яичные скорлупки, карту обрамляли земли, занятые снегом и льдом. В восточном полушарии, чуть ниже северной шапки, рассыпался бусинами-островами архипелаг со странным названием: «Джанай, команда из тридцати трех человек и храбрый пес Унка». Чуть ниже растянулись два почти слипшихся материка. Тот, что меньше и западней — Твадор, а правее — огромный Исах. Под брюхом у него похожий на силуэт оленя с ветвистыми рогами — Ноо. Между ними тянулся самый длинный в мире Серебряный пролив, на западе раскрывавшийся в Море трех царств. Оно разделяло вышеупомянутый Твадор и полную пустынь Содайю. Между ней и гористым западом оленя Ноо синело похожее на след от драконьей лапы Мерцающее море. Ночами у его берегов появлялось множество голубоватых блесток. Словно оброненные небом звезды, они сбивались у кромки воды и покачивались на волнах прибоя, распространяя волшебное свечение. Крупные острова внизу карты были плохо и мало изучены. В основном они носили цвет вечной мерзлоты и не представляли интереса для мореходов.

Террай — один из трех малых материков Сетерры — расположился аккурат между двумя полушариями — в самом центре материкового кольца. На западе его зажимали клешня великана Исаха и рога Ноо. С востока, на большем расстоянии, располагались Намул, похожий на летучую мышь с расправленными крыльями, и крупнейший в мире северный архипелаг Большая коса — родина Такалама. За ними у кромки карты вытянулась сверху вниз узкая Руссива с народом неприветливым и не охочим до торговли.

Со всех сторон Террай омывался водами внутренних и полузамкнутых морей и имел выход в Серебряный пролив. В переводе с соахского его название недаром означало — Центр земли. Единое государство, развитая торговля, мощная армия, золотые рудники, обилие рек и благодатных почв, защищенных горными цепями — все это делало Террай самым богатым и процветающим местом Сетерры.

Отца Нико, властия Соаху, звали попросту Седьмым. Таким образом опускалось и его собственное имя, и многоэтажные титулы, налепленные друг на друга подобно виноградинам. Во времена важные и пышные, на большие праздники и при встрече послов имя Седьмого звучало многословно и многозначно. Впору было сломать язык, выговаривая его. Но в обычное время оно уравнивалось с родовым числом правящей династии.

Нико опустился на колени перед картой и внимательно разглядывал ее, пока не наткнулся на маленькую красную точку посреди Медвежьего моря. Между нижней ручкой Большой косы и летучей мышью Намула отыскался крохотный Акулий остров.

Послышался стук в дверь и голос служанки:

— Молодой господин!

Нико мысленно прочертил несколько линий, но все торговые пути проходили в стороне от точки. Если выплыть из порта Падура и через Шейвелов пролив отправиться к основанию Большой косы, а на середине пути взять курс северней…

— Молодой господин!

— Вот же проклятье! — Нико подскочил. — Я велел всем катиться отсюда!

— Седьмой властий ждет вас у себя! Позвольте помочь вам одеться!

Вырванный из потока мыслей юноша сгорал от раздражения, но слово отца — закон.

— Я сам оденусь, проваливай!

Нарядившись и расчесав непослушные кудри, Нико поспешил в сторону главного дворца, чей величавый силуэт был виден из любой части парка. На пути встал благоухающий ароматами Сад овалов с тремя фонтанами и россыпью клумб. В прозрачной голубизне еще непрогретого воздуха наливались золотом сливы и груши. Природа достигла пика богатства и благолепия. Буйство винограда окутывало каждую арку. Садовники не успевали подвязывать лозы, и они торчали во все стороны, распустив цепкие нежно-зеленые усы. Ежевика, облюбовав ствол ореха, тянулась вверх колючей спиралью. По второму кругу зацветала малина. Терялись в шелках травы краснобокие яблоки.

Нико сбавил шаг и застыл. Ему померещился силуэт Такалама, мелькнувший за деревьями. В воображении юноши старик только что встал со скамьи, откуда любовался полетом стрекоз, и отправился завтракать в домик у озера. И если сейчас броситься за ним следом, Такалам рассмеется и непременно предложит имбирного чаю, а за неспешным питьем вспомнит очередную историю. Внутри у Нико все сжалось. Он впервые так остро ощутил одиночество и дал себе слово навестить прах прималя, дабы перестать тешиться пустыми надеждами.

Седьмой властий на первый взгляд не оправдывал слухов о собственной мудрости и величии. Ему было всего тридцать с небольшим. Возле уголков спокойных серых глаз чуть наметились морщины. Волосы того же каштанового цвета, что и у сына, рассыпались кольцами до груди. На левой щеке темнели три родинки. Седьмого можно было легко принять за брата Нико. Безбородый и хрупкий, он едва ли выглядел старше двадцати пяти. Между тем, разум властия значительно опережал тело. Седьмой правил Соаху вот уже шестнадцать лет. В роду его давно не было чистокровных соахицев — смуглых, черноволосых и высоких подобно пирамидальным тополям. Пройдя сквозь череду политических браков — с пухлогубыми ноойками, рыжими исахийками и множеством других народностей — родовые черты сохранились только в кудрях и лисьем разрезе глаз. Они же передались Нико. Остальное юноша унаследовал от матери — коренной твадорийки, пятой дочери местного шана. Властии всегда с трепетом относились к внешности наследников и заключали «красивые браки». Они выбирали сыновьям невест, обращая внимание не столько на статус, сколько на здоровье и выразительность лица девушки. Потому матерью Нико стала не первая, а пятая дочь шана с редкими мятно-зелеными глазами. И, надо сказать, весьма удачно. Благодаря ей, Нико затмил даже Седьмого, имевшего очень приятную наружность.

Властий ожидал сына в светлом кабинете со стенами, завешанными расписным шелком. Нико терпеть не мог это место. Он помнил наизусть каждый штрих сюжетов, по линиям которых так внимательно скользил взглядом, пока слушал нравоучения отца. Конечно, теперь Седьмой бранил сына редко, но неприятные воспоминания навсегда пропитали узоры тканей.