Азад Гасанов - Битвы зверей

Халим, встретив его в бойцовской, принял оружие, похлопал по плечу и сказал с одобрением:

— Неплохо, ромлин, совсем не плохо.

— Жив? — поинтересовался Марк, доковыляв до скамьи и плюхнувшись на нее мешком.

— Где уж, — ответил верблюжатник. — Мертв. А жаль, хороший был боец.

Кай прибежал в бойцовскую вслед за Марком.

— Вы представить не можете, какая давка сейчас у кассы! Половина игроков спешит переписать заявки. Марк Красс, если ты сумеешь выиграть последний бой, мы сорвем небывалый куш!

Марк, вполуха слушая восторженный лепет Кая, избавился от поножей и претугов, затем снял кольчугу и панцирь из вареной кожи, а когда начал стягивать пропитанную потом стеганную рубаху, вдруг застонал и замер — судорогой свело мышцы на спине.

— Ты в порядке? — поинтересовался Кай.

— Нет, — Марк натужно улыбнулся. — Я вовсе не в порядке.

— Больно?

Марк, крякнув, стянул рубаху.

— Кай, — жалобно проговорил он, оставшись в одной тунике, — со вторым, подобным Спитамену, я не справлюсь. Даже, если Халим сподобится на чудо, — потная туника противно липла к телу. Марк поморщился. — Так что тебе лучше снять мой лот. Пока не поздно.

Кай Друз взмолился:

— Что ты говоришь. Победа сулит нам не меньше трехсот квинариев. Умоляю тебя, Марк, не падай духом.

— Триста квинариев, — Марк усмехнулся. — Эти слова сами по себе звучат, как музыка. А услышать звон монет было и того приятней. Но, увы, — Марк развел руками, — у меня нет шансов.

В ответ на печальный тон приятеля оливковый Халим нахально ухмыльнулся:

— Оказывается в твоей башке погуще чем в твоей мошне. Спитамен был хорош, а Зарин по-настоящему красавчик. Он от тебя и мокрого места не оставит, если ты вздумаешь выйти против него. Но я-то считал, что ты дурак, и потому сподобился, как ты сказал, на чудо. Зарин после каждой схватки пьет кобылье молоко, вы знаете? Так вот я подмешал в его питье мышиные какашки. Намел их в кладовой. Целый куль, представьте. Кошмар, как там нагадили! Надо будет кошку завести, — добавил верблюжатник рассудительно.

— И что? — поинтересовался Кай.

— Кошка мышек быстро изведет, вот что.

— Я про дерьмо.

— А что дерьмо? — Халим пожал плечами. — Дерьмо оно и есть дерьмо. А если не знаешь, что это такое, попробуй — мигом пронесет.

Кай опешил.

— Ты Зарину понос устроил?

— А я о чем твержу. Лошадник уже полчаса, как засел в уборной. И не понятно, когда он выйдет. Так что пойду-ка я, объявлю, что Зарин выступать не может.

— Одно не пойму, — проговорил Кай с недоверием, когда Халим поднялся и направился к выходу, — как Зарин мог выпить такое отвратительное пойло? Выпить и не почувствовать дерьмо на вкус?

— Да, ты и впрямь ничего не знаешь. Зарин пьет свое молоко с жидким камнем, — Халим задержался в дверях и глянул на Кая с высокомерием. — Мумиё называется. Тот, кто пьет мумиё, делается сильным. И кости у него не болят. А пахнет это мумиё, как дерьмо, мышиное дерьмо. Вникаешь? Вот Зарин и не заметил, что выпил на самом деле. Выпил приготовленное мной пойло и бровью не повел. Так что тебе следует поблагодарить меня, — обратился верблюжатник к Марку, — меня и мышек. Я и их какашки продлили твою жизнь.

Кай хмыкнул, а Марк расплылся в улыбке.

— А что смешного?

Марку было не до смеха, но детский лепет верблюжатника доставил Марку Крассу умиротворяющую радость. Он только теперь осознал, насколько близок был он к смерти.

— Халим, — проговорил Марк с искренним чувством, — я твой должник. Наступит время, и я отплачу сполна.

— Чем отплатишь?

— Я дам тебе свободу.

— Ха, — уродливое веко бедуина наползло на глаз. — И что я буду делать со свободой? На хлеб ее не намажешь, в котле не сваришь, и какой стороной ни поставь, не трахнешь. Да и позабыл я давным-давно, каково это быть свободным.

— Это не так уж плохо, — заверил Марк, — тебе понравится.

— Ну-ну, — верблюжатник почесал затылок, — посмотрим, — и вышел в дверь.

Когда с делами в бойцовском зале было покончено, когда Марк помылся и переоблачился в свежие одежды, Халим уложил доспехи и запер помещения, а Кай собрал проценты с выигрышей и принял плату за победный лот, компания из трех приятелей в самом приподнятом настроении прямиком направилась в корчму «Корабль пустыни». Там, под сенью олив они собрались отпраздновать сомнительную победу Марка.

По тропе в растопленных драконом ледниках на равнину, расположенную за кряжами Небесных, пробрались звери, в их числе и люди. Последние сделали дракона своим божеством и взяли в обычай всякий день возносить ему хвалу и молить, как о милости, о том, чтобы тот обращал свое дыханье мимо их жилищ. С тем чтобы задобрить бога, люди стали подносить дары: дичь, которую удавалось добыть на охоте и плоды, те, что земля, согретая богом, дарила людям. А по большим праздникам люди отправляли к дракону своих дочерей. Те, пожив с ним некоторое время, возвращались назад с плодом в утробе, и через положенный срок рождались дети, в чьих жилах вместо крови полыхало пламя. Эти-то, от драконова семени («фу-ань», иначе «фаун»), пока дракон оставался жив, и правили той равниной, именуемой по-фаунски Срединной. Но, как только дракон издох, страну наводнили волки Малой стаи и воцарились в ней. Те волки называли себя хиданями, а династии своих царей дали имя «Син». Хидани были каплей в море своих подданных. И капля растворилась в море.

Гэсер Татори. История от начала времен.

Этим прозвищем Жамбо из рода Тома был награжден на войне с жуанами. В сущности, вся та война для Жамбо свелась к единственному сражению, но именно оно принесло бывшему вертопраху и прожигателю жизни славу непревзойденного стрелка из лука.

Шаньюй 22 22 Шаньюй — военный вождь. Айян уводил свой народ на запад. На хвосте у него сидели жуаны. В арьергардных схватках погибали лучшие бойцы. И к тому же терялось время — надо было пересечь равнину и достичь зеленых пастбищ у отрогов Драконьей гряды до начала чиля 23 23 Чиль — два летних месяца, самое знойное и засушливое время в году. .

«Надо принести жертву, — объявил однажды колдун Саке. — Белорожденную лошадь, или светло-соловой масти». То, что там, в потустороннем мире, где властвует ночь, и куда люди попадают после смерти, по цвету предпочтительно все напоминающее ночное светило, хорошо известно. Не вызывало сомнений и то, что необходимо задобрить духов предков. Но на беду во всем войске отыскалось только две лошади подходящей масти. Одна — молочно-белая принадлежала матери шаньюя, а другая, соловая — Жамбо.

Соловая кобыла восьмилетка являлась предметом особой гордости своего хозяина. Животное изумительной красоты: туловище цвета сливочного масла, хвост и грива белоснежные, на запястных суставах белые манжеты. Кожа — розовая, глаза — голубые, и рыжий фонарь вокруг морды. Жамбо выиграл ее в карты еще до войны, у одного фауна, и ни за что не желал с ней расставаться.