Азад Гасанов - Битвы зверей

— Прогоним? — мальчик удивился еще больше. — А они хотят остаться?

— Поговорите с ними.

— Боже! — бедный малыш схватился за голову. — Где же с ними говорить? Их нельзя впускать в ворота. Их слишком много.

Он посмотрел на Даурона, на патлатых, тесной гурьбой стоящих за ним. Вздохнул. Сартак тоже обернулся. Даурон ерзал в седле и всем видом выдавал беспокойство. С нарастающим подозрением он продолжал таращиться на них. Так они и глазели друг на друга с минуту, может, с две, пока Даурон не закричал:

— Это не ца-арь! Я знаю! У царя на голове должен быть венец!

— О чем это он? — удивился Коро Чубин.

Сартак пожал плечами.

— Вождь у них чудной, — буркнул он, несколько смутившись. — Кто его знает, о чем это он.

— Удружили вы мне, — Коро Чубин поморщился, усмехнулся, как он делал это всегда с досады. — Чудной старик… И о чем с ним говорить?

— Вы велели мне разведать обстановку на дальних рубежах, — заявил Сартак, приняв оскорбленный вид, — и я это сделал. Привел вам того, кто знает о положении в степи не понаслышке. Вождь Даурон беженец. А от кого он бежал, спросите у него самого.

— Беженец? Это любопытно… — Коро Чубин все усмехался и кривил губы. Наконец принял решение. — Возвращайтесь к вождю и передайте ему мое приглашение. Угощение будет готово через несколько часов. А пока пусть располагается под стенами. И успокойте его! — повелел мальчишка, когда Сартак бросился выполнять приказ. — Он, кажется, напуган.

Румины знали множество богов и чтили своих героев. Эти герои в их воображении были наполовину боги. А боги сильно походили на людей и единственно, чем отличались от них, так тем, что были бессмертны и всесильны. Они по-человечески любили женщин, отдавали должное яствам и вину, скучали, когда ничего не происходило. Но потом на восточной окраине империи появился один проповедник, который принялся внушать, что бог один, и его отличают не только бессмертие и сила, но и благостность. Он уверял, что нехорошо предаваться сладострастию, чревоугодию и пьянству, что предосудительно жить в праздности, и называл все это грехом. Правда, его никто не слушал, кроме малой горстки сподвижников. Но случилось так, что после смерти того проповедника единобожцы неожиданно вошли в силу и каким-то образом откололи от империи восточный край. Таким образом образовалась Восточная Румийская Империя.

Гэсер Татори. История от начала времен.

Несмотря на поздний час, а было далеко за полночь, в корчме оказалось многолюдно.

Ромл, и это ни для кого не тайна, самый гулящий город. Он переполнен бездельниками и дармоедами. Не зная дневных трудов, они не ведают и сна ночного. Их бессонница и наполняет ночной Ромл жизнью. Их праздной жаждой развлечений и зиждутся злачные заведения столицы. Ночной Ромл бурлит порочными страстями с вечерних сумерек и затихает только с восходом солнца.

Трем приятелям в корчме не нашлось даже самого захудалого места, и им пришлось устроиться на заднем дворе под оливой. Расположившись там, на затертой кошме, приятели пришли к выводу, что так даже лучше.

— По крайней мере, никто не галдит и не пускает ветры, — высказался по этому поводу Марк.

В ответ Халим с шумом выпустил газы. Кай фыркнул, а Марк позволил себе только легкую ухмылку.

Потешив друзей столь незатейливым образом, Халим блаженно потянулся.

— Эх, друзья, — проговорил он задушевным тоном, — как я люблю устроиться вот так вот под открытым небом и поглазеть на звезды. Это напоминает мне родные края. Там люди не любят прятаться под кровом, и даже спать предпочитают под луной.

У Кая нашлось объяснение этой на его взгляд странной прихоти.

— Все это от того, что у вас нет крова. Вы ведь бродяги.

— Дурак, — набросился на него Халим. — Как можно прожить без крова? То, что наше племя кочевое, это верно. Но и кочевники имеют кров — на стоянках мы ставим шатры. К тому же не все наше племя кочует. Есть у нас и оседлый народ. И он живет в городах. А в городах, как известно, возводятся дома. Где лачуги, а где дворцы. Понятно?

Кай выразил удивление:

— Никогда не слышал про города в пустыне. Это для меня новость. Я понимаю так: пустыня это, то место, где один песок.

— В пустыне имеются оазисы! Там и строят города. Ромлин, — потребовал Халим, обратившись к Марку, — будет лучше, если твой приятель спрячет язык за зубами. Иначе я его отрежу.

Марк поморщился и проговорил с досадой:

— Прежде, чем грозиться, глянул бы Каю в рот. Видишь, старина, рот у него с щербинами, и зубы в ряду стоят через один. Разве можно за таким дырявым частоколом хоть что-то спрятать? К тому же, согласись, о вашей пустыне у нас мало, что знают. Все больше россказни, да слухи. Вот Кай и повторяет их. А ты вместо того, чтоб злиться, взял бы и рассказал всю правду о своих краях. Что у вас имеется хорошего?

— Что у нас хорошего? — Халим недовольно скривил рот и почесал голову. — Будто я знаю.

— Ничего?

— Ромлин! — Халим снова разозлился. — Мне было чуть больше десяти, когда меня пленником увели из дома. Много ты помнишь из того времени, когда тебе было десять?

— Маловато.

— Вот и я маловато. Помню только, что мне было хорошо на родине. И то, что было жарко.

Халим насупился и замолчал.

— Больше ничего?

— Отца еще помню, — буркнул верблюжатник. — Он был сильный, очень сильный человек. И меня учил быть сильным. Отец говорил: «Правда в силе». И это я хорошо запомнил.

Марк повторил на распев:

— «Правда в силе»… Девиз отменный. Если не против, я выведу его на своем щите.

— Пользуйся, — великодушно согласился Халим.

— Благодарю. Что еще припомнишь?

— Прием, которым пользовался мой дядя, — сказал Халим, немного подумав. — В нашем роду он лучше других владел мечом. Он участвовал в сорока схватках и из тридцати девяти вышел победителем.

— Прекрасная статистика.

— А что за прием?

— Прием на первый взгляд простой, но очень верный. В бою мой дядя рукою метил в плоть, а взглядом, не отрываясь, держался за глаза противника.

— А в чем подоплека?

Халим недовольно покосился на Кая.

— А в том, болтун, что в глазах противника мой дядя читал о его намерениях. Он говорил: человек прежде, чем что-то сделать, подумает об этом, а все мысли человека отражается в глазах; надо только внимательно следить за ними. Вот дядя и следил, и узнавал о намерениях противника прежде, чем те успевали воплотиться.

— А что случилось в последний раз, в сороковой схватке?

— Дядя дернул веком.

— Вот как?

— Да, дядя моргнул, и это стоило ему жизни.

— Тем не менее, прием отменный, — согласился Марк.

А Кай прыснул смешком.

— Ну, все, — пробурчал Халим и взялся за нож, который подают для разделки мяса. — Я предупреждал его.