Азад Гасанов - Битвы зверей

— Младенцев? — изумился Марк.

— В основном девочек, — уточнил Халим. — Кому в семье нужны девчонки, если их и так несколько штук? Так что не жалко пожертвовать.

— У вас кровожадные боги.

— Не все. Кровь младенцев проливается во имя Арзу. Она богиня плодородия, и от нее зависит, будут ли дожди. А еще Айяр любит человеческие жертвы — он отвечает за благополучие. Но наш главный бог довольствуется дымом, ему не нужны жизни младенцев. Так отец мне говорил.

— А как зовут вашего главного бога?

— У него девяносто девять имен, — заявил Халим хвастливым тоном. — Но чаще всего его называют Всевышний, потому что он стоит над всеми.

Марк поднял чашу и предложил:

— Выпьем во славу богов, как бы они ни звались. И во славу героев!

Приятели ударились чашами и выпили.

— И все-таки я не понимаю, — признался Кай, осушив наполовину свою чашу. — Конечно, всякому отцу приятней иметь сына, а не дочь, с этим не поспоришь. Но зачем же избавляться от девочек таким кровавым способом?

— А что ты прикажешь? — рявкнул Халим. — Что делать, если девочкам приходится готовить приданное? Богачи, они, конечно, жалеют дочерей и не считают денег. А беднякам откуда деньги взять? Вот они и выкручиваются, как могут.

Каю, видно, арака ударила в голову. Иначе, как объяснить безрассудность заявления, которое он сделал:

— И все же это варварство.

Марк схватился за голову. А Халим — за нож.

— Та-а-ак, —протянул Халим, и голос его прозвучал зловеще. — Твоя правда, ромлин — язык у болтуна не хочет помещаться за зубами. Придется подкоротить. У меня осталось еще немного вина, выпью и примусь за дело.

Марк уже устал вступаться за Кая, но делать было нечего.

— Стоит ли? — обратился он к Халиму самым дружелюбным тоном. — У нас с тобой, старина, языки подходящего размера, у Кая он чуть длиннее. Всегда интересно, когда среди двух нормальных людей находится третий, с изъяном.

— Ты говоришь глупости, — заявил Халим. — Я не могу отступиться. Я дал слово.

— Твое обещание слышали только я да Кай, и мы готовы забыть о нем.

Халим возмутился.

— Ты еще глупее, чем я думал! Я сказал, что в твоей башке есть хоть какой-то здравый смысл, но теперь я забираю свои слова обратно. В твоей башке здравого смысла меньше, чем монет в твоей мошне!

— Кстати! — спохватился Марк. — А сколько монет у меня в мошне? Кай, а ну-ка вытряхивай на скатерть.

Он расчистил место, и Кай, не заставив ждать, развязал кошель и высыпал из него монеты.

— Сто шестьдесят пять квинариев, — объявил он, пересчитав деньги. — Но пять из них мои.

— Не надо мелочиться, — пригрозил Халим. — Я не потерплю! Итак, сто шестьдесят пять серебряных орлов. Сколько из них мои?

— Мы договаривались, что ты получишь четверть. Значит, твоя доля сорок квинариев.

— Правда?

— Каю столько же. Мне остается восемьдесят, — Марк вздохнул. — Маловато.

— Могу одолжить свои, — великодушно предложил Кай.

— Все равно не хватит.

Оба ромлина посмотрели на Халима, и тот насторожился.

— Не надо на меня таращиться, — предупредил ифталит. — Я свои не отдам, — он обвел приятелей затравленным взглядом. — У меня никогда не было такой кучи серебра! И, наверно, никогда уже не будет. Я хочу приличную куртизанку! Имею я право попробовать хоть раз?

— Имеешь, — согласился Марк. — Но куртизанки пахнут так же, как шлюхи.

— Ты будешь разочарован, — заверил Кай.

— А это мне судить! — Халим с досады крякнул. — На что они тебе?

— Долг.

Ифталит смачно сплюнул.

— Велика важность! Отдашь часть, остальное подождет. Так все поступают.

— За мной долг чести… Я проигрался в кости.

— В кости? Проигрался? И в этом вся твоя беда? — Халим выдохнул с облегчением, и его мигом оставили гнев и досада. — Видно, сегодня день такой, чтобы я учил уму-разуму двух глупых ромлинов. Кто же расстается с деньгами из-за того, что кости легли не так, как надо? Только дураки!

Марк и сам спрашивал себя, не глупо ли это носиться с игорным долгом, не лучше ли забыть? Этот вопрос крутился в его голове весь вечер.

— А что ты предлагаешь?

— Всыпать хорошенько негодяю, который тебя надул, а затем пойти и потратить деньги в самом дорогом салоне.

— Идея заманчивая, — согласился Марк. — Но у негодяя имеются свидетели.

— Значит, и им надо всыпать. Ну как?

«А что я, в самом деле? — удивился собственной нерешительности Марк Красс. — Всыпать, как следует, и дело с концом. Так и деньги уцелеют, и душу удастся отвести. И отец, кстати, о том же говорил».

— А ты со мной?

Ифталит нахохлился.

— Я друзей не бросаю, знай это!

— А ты?

Кай замялся.

— Не знаю… уже поздно. Разумно ли решать денежные вопросы ночью?

— Так то денежные, — набросился на него Халим. — А мы говорим о драке. Для этого, поверь мне, ночное время самое подходящее. Или ты струсил?

— Я?.. струсил? — Кай затряс головой. — Как вы могли подумать про меня такое? Я с вами.

Деньги собрали обратно в кошель, расплатившись, покинули корчму, и оттуда направились к подножью холма Авентин, туда, где располагались самые злачные места столицы.

— Надо было нож прихватить, — посетовал на забывчивость Халим и, проходя мимо палисадника, отломил штакетник.

Фауны — народ, знающий ремесла и ученный, и в их стране имеется много всяческих диковин. К тому же фаунов отличает утонченность. Они искусны в кулинарии, в музыке и в том, что касается плотских удовольствий. Человек неподготовленный, столкнувшись с ними, подпадает под очарование их культуры и теряет связь с собственной. В этом и заключается главная уловка фаунов. Ведь человек, теряя корни, теряет силу, и

таким образом делается легкой добычей. Именно это и произошло с хиданями. Очарованные фаунскими диковинами, они забыли о том, кто они есть. Подражая фаунам, состригли богатырские косицы, полюбили их шелка и даже переняли фаунскую речь. Утратив свой прежний облик, они утратили и былую доблесть, а позабыв язык, позабыли и о славе. Так хиданьский народ из хищника превратился в жертву, так он сделался легкой добычей фаунов.

Гэсер Татори. История от начала времен.

Гуру Навин оказался умелым знахарем. Пешачи, как он называл болезнь, оставили больного, и тот мог бы встать на ноги уже через неделю. Но больной этого не сделал.

— Всему причиной злобные асуры и ракшасы, — объяснил гуру мнимую слабость Жамбо. — Они проникли не только в плоть, но в душу и мысли. Душа болеет, и разум больного терзают сомнения. От этого он не может найти себе места и отличить плохое от хорошего. Но больную душу снадобьями не вылечить, и разум не очистить промыванием. Тут надобна духовная гимнастика. Ты знаешь что-нибудь о медитации?