Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— А осколки зеркала?

— Не беспокойтесь о них, — дракон помедлил всего лишь одно мгновение, — как видите, они никуда не делись, и каждый проходящий мимо и имеющий глаза может заглянуть в любой приглянувшийся ему осколок, и кто знает, возможно, внимательно смотрящий сможет разглядеть там что-либо интересное…

— Вы думаете…

— Я думаю, что даже в случае физической, телесной смерти человека, эти зеркальные осколки растворятся в общей картине существующего мира. Они впадут в общее мироздание так, словно река впадает в море. И, соответственно, они немного изменят это море, немного изменят это общее, реально существующее. Если, конечно, к тому времени будет чему впадать и будет чему растворяться… Ведь многие люди так и живут даже не имея этого зеркального дома! И несмотря на это, они иногда чувствуют себя счастливыми… Но живут ли они? Вот в чём вопрос?

— Да, да, — акула о чём-то сосредоточено думала, — я понимаю. А все процессы, происходящие тут лишь наполняли этот дом жизнью, так?

— Похоже на то, — согласился Артак, — но не все процессы можно назвать этим громким словом, которое так любят повторять люди. Я имею в виду слово «жизнь».

— Но ведь мы с вами остались!

— Да, но это совсем не меняет сути. Мы никуда и не можем деться. Не забывайте, что мы с вами отнюдь не бесплатное приложение к любому жилищу, сродни выдуманного и прикрепленного к дому кобольда или домового, мы с вами — самостоятельная и очень мощная сила — сила творящая, созидающая, формирующая. И вовсе не человек пользуется нами, а наоборот — это мы управляем человеком, мы и создаём его. И если управление — наше с вами дело, то это, — дракон повертел в лапах зеркальный осколок, — то это и наш дом, а значит — нам тут и убираться. Ведь в любом доме всегда должно быть чисто, не так ли? — Артак засмеялся, — и кроме того — и мысли, и слова, точно так же, как и бесконечно отражающие зеркала — всё это может уже быть или только ещё стать родным и близким, вожделенным и долгожданным, желаемым домом для человеческого сознания. И это значит что у нас с вами всего несколько вариантов — мы должны прибраться или в уже давным-давно существующем — в нашем собственном, общем доме, или восстановить дом разрушенный, понимаете? Или ещё один, последний вариант, не сильно благоприятный для него, — Артак посмотрел куда-то вверх, неопределённо, — мы с вами должны найти себе новый дом, ну или стать домом для кого-то ещё, — дракон мелко и безостановочно закивал головой, как будто сам Кивок — абориген этого мира — задержался в гостях и не торопился уходить, — или блуждать в темноте, пока наш новый дом сам не отыщет нас, что, конечно же, тоже является одним из возможных вариантов.

— Но ведь это зеркало разбито, а не потеряно! — акула повысила голос, — разбито — значит уничтожено, не так ли? Наш дом разрушен, да, согласна. Разрушен, но не потерян. И значит, наш дом можно восстановить, пусть даже если из мельчайших осколков. А его, — Агафья Тихоновна показала плавником куда-то вверх, показала неопределённо, словно кружась в танце разговора, — его сознание всего лишь потеряно, не так ли? Потеряно, но цело? А если так, то его можно найти с помощью самого простого луча света, созданием которого мы с вами сейчас и озабочены. Но если с его помощью мы находим лишь мелкие осколки зеркала… — Агафья Тихоновна помолчала всего лишь одно мгновение, — это значит что зеркало было не только потеряно — оно было разбито… Но тогда… Тогда он стал бы безумен, ведь так? Осколочное сознание… — акула говорила невпопад, — и у каждого осколка свой собственный луч. И каждый луч светит в своём собственном направлении. Получается что некогда цельное сознание раздробилось на миллионы частей. Продолжает ли оно в таком случае существовать? Может ли оно принести своему хозяину что-то полезное? Или, кроме безумства, нам ничего более ждать не приходится?

— Безумен? Вы думаете, он стал безумен? — дракон рассмеялся, — нет, нет, что вы. Безумие — то самое безумие, которое вы имеете в виду — одно из редких, можно сказать — редчайших проявлений человеческой многогранности. Такое безумие — точно такой же инструмент эволюции, как и любая другая мутация — мутация физиологическая, телесная. По сути своей, как общепринятое безумие, так и общепринятая нормальность — это одно и тоже, это плоды одного дерева, и даже плоды всего лишь одной его ветки — ведь и там и там сознание присутствует в полном объеме. Запомните это, — дракон поднял лапу, — в полном объеме! Ведь вы же не будете отрицать, что здесь, в этом месте, сознание, хоть и разбито, но сохранено? И что при большом желании мы смогли бы восстановить зеркальные стены нашего общего дома и продолжить бесконечно отражаться от них? Или смогли бы мы, например, создать единое и цельное зеркальное полотно из тех самых осколков что разбросаны перед нами? — Артак вдруг запнулся, внимательно посмотрел на Агафью Тихоновну и повторил:

— И продолжить бесконечно отражаться от стен нашего общего дома.

Он замолчал, и в этом молчании было больше смысла чем во всех валяющихся то тут то там разбитых зеркальных стенах.

— Нет, — вдруг произнёс дракон, — нет и ещё раз нет, — он протянул лапу к акуле и мощно схватил её за плавник, — знаете что я вам скажу? — Артак не стал ждать ответа и продолжил:

— Я вам скажу что разбитое зеркало — это прежде всего свобода. Это освобождение, которое рано или поздно должно было произойти. Это разрушение иллюзий тысячи взаимных отражений, это потеря не дома — это потеря искажений, которые несут эти разноугольные отражения. Это потеря старой, тесной будки с маленькими подслеповатыми окнами в мир. Это обретение новой и современной крыши над головой — безначальной и бесконечной — как сам мир, в котором мы оказались. Это постоянная и ничем не ограниченная защита. Это — благо.

— Разрушение нашего дома — благо?

— Конечно, — Артак был в самом что ни на есть замечательном расположении духа, — разрушение зеркальных и отражающих друг друга стен — самое высшее благо. Это начало познавания и обретения бесконечности.

— Вы хотите сказать что он умер?

— Я хочу сказать что он освободился, — поправил Агафью Тихоновну Артак, — освободился, понимаете? Да, вы правы, некоторые люди получают столь долгожданное освобождение только с физической смертью своего тела — это то несчастное большинство, которому предстоит ещё очень долгий путь; а количественно незначительное — то думающее меньшинство, и более того, только некоторые из них — получают свободу при жизни, и тогда у них нет иного пути, кроме как отражать падающий на них отовсюду свет — и отражать его в бесконечность. И нет у них другого предназначения, кроме как светить другим, кроме как…