Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— Я понимаю…

— Те же необходимости указывают человеку о чём должно мечтать и куда нужно стремиться, — добавил Артак после паузы, — и это что-то гораздо ближе, чем кажется с первого, не очень внимательного взгляда. Всё, что для этого требуется — лишь пробудиться от сна и начать движение, продолжая внимательно смотреть себе под ноги.

— Да уж… — я кивнул головой в знак согласия.

— Пробуждение никогда не совпадает с представлениями о нём, — медленно произнёс Артак, — оно подобно воспоминанию себя, как того, кто видит сон, а не как того, кто во сне что-то делает. Оно подобно воспоминанию того, кто существовал и будет существовать всегда. Существовал посреди всех явлений и за их пределами. Являлся одновременно и центром мироздания и его самой далекой окраиной…

Я осторожно расправил два огромных крыла за спиной и вдруг почувствовал нечто такое, чего никогда не ощущал ранее.

Я почувствовал то, что ощущает птенец перед своим первым полётом — страх, смешанный с любопытством… И ещё одно острое чувство — сильное, как никогда — чувство того, что я обязательно сделаю ЭТО. Обязательно, хотя сам для себя я всё ещё ничего не решил.

И уже это новое чувство диктовало мне все мои действия — я уже точно знал, что мне придётся их выполнить, даже если эти действия будут губительны для моего тела.

Точно так же любой действительно решившийся самоубийца знает — он без сомнения прыгнет — знает даже в то время, когда он всё ещё стоит и раздумывает.

И даже продолжая раздумывать — он уже точно знает что скоро сделает свой последний человеческий шаг.

— Вы почувствовали? — Артак засмеялся и тоже расправил свои крылья, — почувствовали, — сам себе ответил он и, словно стрела из натянутой тетивы, взмыл вверх. Стоило ли говорить, что при этом Артак смеялся, запрокинув голову и глядя прямо на ослепляющий свет.

— Ты начал свою игру, ты создал свой мир, и конечно же, тебе необходимы крылья — прежде всего они необходимы тебе, а не кому-нибудь другому, — уже сверху прокричал он мне и стремительно, я бы даже сказал — внезапно, приземлился рядом со мной.

— Чтобы облетать мой мир время от времени? — я протянул свою лапу Артаку — лапу молодого дракона…

Я потрогал его крыло. Оно было тёплое и шершавое на ощупь, тогда как мои крылья отсвечивали розовым, наверное, как у всякого молодого, ещё неоперившегося птенца.

— Чтоб вознестись над своей игрой, — серьёзно ответил Артак, — чтобы не стать наркоманом, чтобы не стать зависимым. И уже там, с высоты, ты будешь в состоянии увидеть всё существующее сразу. Возможно, тебе удастся рассмотреть даже эти невидимые и неуловимые человеческому глазу необходимости, которые правят человеческим миром — невидимые даже для твоего нового, драконьего зрения, но очень даже видимые для драконьего ума.

— Увидеть всё существующее и во все времена?

— Да. Всё. Во все времена, — легко согласился дракон, и немного подвинулся, давая дорогу Агафье Тихоновне.

Акула приблизилась почти вплотную ко мне и протянула мне мой собственный — молодой и белоснежный мир, аккуратно его перед этим сложив.

— Спасибо, — поблагодарил я, принимая хрустально белую простынь, — спасибо, — подумал я, принимая в дар себя самого.

— Не стоит благодарности, — вежливо ответила Агафья Тихоновна, и передав мне кусок белой ткани, внезапно поклонилась и произнесла:

— Здесь я вынуждена с вами попрощаться, — она улыбнулась искренне, но всего на одно лишь мгновение её чёрные лакированные глаза-бусинки наполнились прозрачной и прямодушной, а значит и неподдельной грустью, — моя миссия выполнена. Мне нечего делать в мире драконов, и я обязательно должна вернуться в мир людей. Я должна вернуться в зеркало…

Агафья Тихоновна перевела взгляд на служившее нам полом мерцающее отполированное зеркало, которое словно подчиняясь её взгляду приобрело свойства густой жидкости, по своей консистенции и цвету чем-то напоминающей ртуть, и махнув на прощанье своим упругим светло-серым хвостом, нырнула в самую глубину этого зеркального океана единого человеческого сознания, слившись с ним в одно целое.

— Прощайте, — донеслось до меня.

В тот же миг светло-серое стало серебряно-зеркальным и мой ответ потонул в тишине…

Я неуверенно продолжал держать в руках свой собственный, полностью готовый к использованию чисто-белый мир, который акула мне вручила мгновенье назад, но взгляд молодого дракона был прикован к тем плотным, движущимся концентрическим кругам на поверхности зеркального пола.

Его взгляд был прикован туда, куда нырнула Агафья Тихоновна — туда, куда ушла его речь, прихватив с собой за компанию и его желание говорить; туда, где тугие круги зеркальной жидкости соединялись в единую точку; туда, где молчание становилось нормой, а норма — необходимостью.

Это был взгляд-прощание, взгляд-благодарность, это был последний взгляд человеческих глаз.

Слова ушли за ненадобностью — ушли, чтобы никогда более не вернуться, ибо в их возвращении уже не было не только смысла, но и нужды.

Ушли так, как могут уйти только близкие, родные и честные — не оставив после себя ничего неисполненного; ушли, соединив самим своим уходом противоположное по смыслу, и на первый взгляд, несоединимое; ушли, показав что не только нужда, но и полная её противоположность — ненадобность, может быть или стать самой что ни на есть насущной необходимостью.

Слова ушли, превратив эту необходимость в фарс.

Ушли, играючи.

Ушли без сожалений.

— Благодарю тебя, — тихо произнёс я, глядя на потревоженную прыжком акулы, и еще не до конца успокоившуюся зеркальную серебряную поверхность, — благодарю.

Только сейчас я обнаружил, что вишу прямо над этой плотной и упругой, как акулий хвост, но всё-таки жидкостью, и что вес моего тела держат на себе два молодых и расправленных драконьих крыла.

— Благодарю тебя, Артак, — я повернулся к дракону, но не увидел его на привычном месте.

— Благо дари… — откуда-то сверху накатила привычная мысленная волна, — благо дари…

И только жёлтый солнечный свет, несмотря на осеннюю пору, по-летнему мощный, напоминал о существовании этой великой силы — силы человеческой мысли.

Но…

Может быть, в яркий жёлтый цвет просто были выкрашены стены подъезда, в котором я находился.

Всё может быть.

КОНЕЦ