Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— Я?

— Да. Здесь нет ничего, что не было бы тобой.

— И математика?

— Она лишь твой инструмент и отличается от твоей руки или от твоих пальцев лишь в твоём восприятии. Инструмент всегда остаётся инструментом, вне зависимости от того, причисляешь ты его к своему телу или нет. Это всего лишь инструмент, который с лёгкостью можно заменить чем-то другим, но с точно такими же функциями.

— И меня можно заменить?

— На что? Или на кого ты хочешь заменить себя? — Артак опять рассмеялся, — на что или на кого бы ты себя не менял — ты меняешь себя на себя, ибо, повторюсь — нет ничего вокруг что было бы не тобой.

— А если посмотреть в другом масштабе? — я хитро прищурился.

— Если ты имеешь в виду себя, как инструмент, — дракон прищурился точно так же хитро как и я, — как инструмент, которым пользуется Вселенная для познания самой себя, ибо других инструментов у неё нет и быть не может, то да — тебя с лёгкостью можно заменить.

— На что?

— На что-либо другое или на кого-либо другого, — Артак продолжал смеяться, — что Вселенная с успехом и делает на каждом витке человеческих поколений. На любого другого человека или на любой другой предмет — Вселенной это совершенно безразлично. Но ты сам, пока ты погружен в человеческое тело — ты сам и твой личный мир, твой настоящий мир — он, единый и неделимый — принадлежит только тебе, и вы — одно. И только ты в нём хозяин, а хозяин — уж никак не инструмент. Тогда ты начинаешь искать уже свои инструменты — инструменты хозяина. И эти инструменты ты можешь менять так же легко, как Вселенная меняет инструменты свои — то есть, меняет людей. Тогда и вся окружающая тебя Вселенная становится лишь инструментом, но уже — инструментом познания тебя самого. Вы, вроде как, меняетесь местами. Однако, никакой подмены нет, ты — инструмент мира и мир — инструмент тебя. Вы — едины!

— Хм… — пробормотал я в раздумьях, — а как можно назвать место, в котором мы находимся?

— Пустота, — одним словом ответил дракон.

— Но пустота — это не там где пусто, ведь так?

— Пустота — это там где уже и так полно всего, но эта полнота невидима глазу, она воспринимается человеком как пустое, ничем не заполненное пространство. Однако, в нём, в этом пространстве, уже полным-полно всего чего угодно. В нём есть и всё для всего.

— В пустоте?

— В пустоте, — поправил меня Артак, — в пустоте, куда можно положить всё, что тебе заблагорассудится. Ведь для того чтобы куда-то что-то принести или положить тебе прежде всего необходимо место, не так ли? — он засмеялся, — ибо положить что-либо в уже занятое пространство не получится. Его прежде всего необходимо освободить.

Я кивнул головой в знак того что понял.

— Ещё один вопрос…

— Вопрос действительно один, — перебил меня Артак, — и он — единственный, состоит в том, принимаешь ли ты этот мир, берешь ли ты его с полки, прижимаешь ли ты его к своему сердцу. И если принимаешь, то ты никогда более не сможешь стать ни инструментом в чужих руках, ни даже инструментом в руках собственных… Ты не сможешь быть даже инструментом в других мирах, потому что ты никогда не сможешь более подчиняться, ты никогда не сможешь быть побеждён. Никем и никогда. Ведь, имея свой собственный мир, даже покорно склонив голову, ты продолжаешь повелевать, ибо назначение хозяина мира и назначение инструмента во всех мирах определено строго и однозначно… И если в какой-то момент хозяин склонит голову и подчинится — то только самому себе, а если он кому-то видится управляемым — не беда. Ему-то известно что управляться и управлять теперь он может только одновременно, но только сам и только самим собой. Вот так-то!

— И я… — несколько неуверенно начал я.

— И ты… — подтвердил дракон, точно зная что я хотел спросить, — и ты, — повторил он и замолчал.

— И ты, — вдруг произнесла Агафья Тихоновна, — и ты, — посмотрела она на меня своими глазами-бусинками и улыбнулась.

А потом вдруг заплакала, быстро утираясь крупными и упругими плавниками. Однако, я успел заметить и её расстроенный вид и крупные слёзы, стекающие по упругим и скрипящим серым щекам.

Агафья Тихоновна подплыла ко мне, опираясь, как обычно, на один лишь воздух, словно вместо него была плотная и густая вода. Её глаза были чисты и прозрачны. Скорее, прозрачным в них был только слой лака, но даже его хватало для того, чтоб неживые чёрные бусинки приобрели вполне осмысленный и живой вид.

— Ты выбрал для себя силу дракона, — произнесла она медленно, — а фундамент драконьей силы — правда. И сейчас любая ложь начинает тебя ранить, точно так же, как она ранит и убивает любого дракона, который осмелится показаться толпе. Именно по этой причине драконы и стали невидимы для людей.

— Так они были на самом деле?

— Конечно, — кивнула акула, — но почему были? Они есть.

— Да, да, я помню, мы говорили об этом.

— Но они стали так же редки, как и сама правда, погребённая под завалами лжи, и так же незаметны для неискушенного глаза, привыкшего смотреть поверхностно. Однако, глаз тренированный сможет вырвать их из толпы в один миг.

— Кого?

— Драконов.

— Они среди нас?

— Они внутри нас. Повторяю, — Агафья Тихоновна усмехнулась, — сила дракона в правде, и она доступна каждому желающему. И точно так же, как и в каждой лжи существует правда — так и в каждом человеке живёт дракон.

— Правда живёт в каждой лжи? — недоверчиво протянул я.

— Конечно, — подтвердила акула, — правда всегда существует рядом с ложью, иначе одно нельзя было бы отделить от другого, — она широко распахнула глаза, словно удивляясь моему непониманию, — как бы ты отличил правду от лжи, если бы самой лжи не было на свете? Как бы ты стал драконом, если бы не прошёл человеческий путь?

— А в то далёкое время, когда драконы жили среди людей и были видимы человеческому глазу, — спросил я, — в то время правды на земле было больше?

— Нет никакого того времени, — проговорила акула, — нет ничего что не существовало бы прямо сейчас, нет ничего что было бы отделимо от центра, независимо от того, как это что-то воспринимает человеческий мозг — как прошлое, как настоящее или как будущее. Это всё — центр. И всё существует одновременно, я бы даже сказала — одномоментно, прошу тебя, никогда не забывай об этом, — Агафья Тихоновна рассмеялась.

— Поэтому говорят что без прошлого нет и будущего?

— Возможно, — Агафья Тихоновна склонилась над моим ухом, — возможно, но так говорят только некоторые. И совсем немногие действительно понимают глубинный смысл сказанного.

— Кто, например?

— Понимают те люди, которые осознают, что изучая прошлое ты, тем самым, изучаешь самую что ни на есть настоящую реальность и познаёшь существующий в данный момент мир. Ты познаешь всё окружающее тебя — как справа, так и слева, как сверху, так и снизу — как прошлое, так и будущее. Ты впитываешь это окружающее, ты становишься им. И уже от одного этого впитывания ты становишься и умнее и прозорливее. И, конечно же, немного выше.