Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— И нет птицы в небе? — Агафья Тихоновна, хоть и находилась в кромешной тьме, зажмурилась, представляя новую для неё реальность. Ей было так удобнее фантазировать. Представлять.

— Нет, конечно, нет. Но есть полёт. Он более важен. А если быть точным — то только он и важен.

— И мы сейчас именно там где нет того, кто потерял сознание?

— Да, совершенно верно.

— А что же есть?

— Мы есть. Мысли и разговор. Рассуждения. Процесс. Ведь мы с вами не объекты, намертво привязанные к чьему-то телу, мы с вами и есть этот самый процесс, ради которого это тело, — Артак неопределенно кивнул головой, словно указывая направление, — это тело и было воплощено в видимой иллюзии. И есть природная НЕОБХОДИМОСТЬ в этих процессах — необходимость, которая удовлетворяется, используя его, — дракон ещё раз обвёл глазами пространство, — используя его тело как инструмент, а нас с вами — как необходимые процессы, которые и определили возникновение этого самого тела. И где-то здесь, наверное, должно быть и его потерянное сознание. Где-то рядом с нами. Потому как сознание — это прежде всего процесс и он может, даже должен существовать где-нибудь отдельно от тела или тел, как бы человеческий мозг не старался их соединить в единую суть. И если оно, сознание, потеряно — его можно и нужно отыскать. Его можно даже пощупать руками, если вдруг появится такое желание.

— Я поняла. Где-то есть потерянное сознание, но нигде нет ни мыслящего, ни говорящего, ни осознающего. Нет никого, кто осознавал бы, что сознание потерялось, что его необходимо найти…

— Вы совершенно правы, в осознающем просто нет никакой необходимости. А вот необходимость осознавать есть — и она существует в полном объёме, — дракон кивнул головой, и хоть Агафья Тихоновна не смогла этого заметить в полной темноте, но она в полной мере прочувствовала драконий кивок.

Кивок был, и он был понят и принят, а вот кивающего не было — его скрывала темнота. Куда ни посмотри — того, кто кивнул нигде не было. И, возможно, не только не было нигде в пространстве, но и не было никогда во времени.

— А кроме нас тут есть кто-то ещё? Ну или хотя бы что-то?

— Есть.

— Что же это?

— Дыхание.

— И где оно?

— Отсюда и не видно, — Артак тихонько подул на Агафью Тихоновну, а точнее, выдохнул в ту сторону, откуда раздавался её голос, — отсюда не видно, но оно есть. Чувствуете?

— Да, чувствую.

— Дыхание питает не только человеческий мир — мир физических, материальных тел и объектов, но и подпитывает мир этот, — дракон оглянулся вокруг, и выдыхаемым воздухом обозначил свое местоположение, — мир действий. Мир действий и поступков. Потому что дыхание — это тоже процесс. Причем процесс, совершенно независимый от его участника. И неподвластный его воле, ибо дыхание, как я уже сказал — проявление следующего витка понимания, дыхание — это лестница, ведущая в небо.

— А если дыхание пропадет? Уйдет, устанет, испарится?

— Физическое тело погибнет.

— А мы? Что будет с нами? Мы останемся?

— Конечно, останемся. Для нас ничего не изменится, ибо с телом физическим мы связаны очень и очень слабо. Точнее — это оно связано с нами, это мы питаем его — мы даже даём ему необходимое для его существования электричество, но нам самим нет никакой насущной надобности в этом теле, кроме как… — Артак запнулся.

— Но если тело пропадёт, то пропадут и слова, которые оно может высказать, а значит — пропаду и я!

— Нет, нет, — Артак запротестовал, — вы не пропадёте. К тому времени, как тело обратится в прах, у вас может появиться новое воплощение. Так что особо переживать не стоит.

— Новое воплощение? Но какое? — акула была явно заинтересована сказанным и её чёрный лакированный глаз поблескивал любопытством.

— Мало ли какое, — загадочно ответил дракон, — да хоть чистый лист бумаги. Много ли нужно словам, чтобы существовать?

— Ах, — вскрикнула Агафья Тихоновна, — а ведь верно… А вы?

— Я тоже не пропаду. Мысли — как состриженные и отделённые от тела волосы. Например, решил человек подстричься. Волосы упадут на пол и продолжат своё существование отдельно, тогда как голова этого человека, наполненная мыслями свежими и не очень, мыслями вечными и проходящими, своими и чужими — голова останется на своём месте и, кто знает, возможно, потом отрастит новые волосы. А, может быть, и не отрастит.

— И от чего это зависит?

— От её готовности жить без волос.

— А если упадёт голова? — не без иронии спросила Агафья Тихоновна.

— Тогда вы поможете мне найти новый дом, — быстро ответил дракон.

— Я? — удивленно воскликнула акула.

— Именно вы, — подтвердил дракон.

— Но как?

— К тому времени вы уже будете существовать на простом листе бумаги, — напомнил он многозначительно, — а я поселюсь где-то рядом и всегда буду витать вокруг этого исписанного словами и смыслом листа.

— Я понимаю, — акула кивнула, и опять материализовался именно кивок — этот самый что ни на есть реальный житель столь необыкновенного, и пока ещё непонятного акуле мира, — я понимаю.

На некоторое время воцарилось мысленное и словесное молчание. Оно было необходимо для того чтобы Понимание — ещё один невидимый житель этого необыкновенного мира, смогло родиться на свет.

Молчание было, но не было тех, кто молчит.

Не дракон молчал и не акула, а само Молчание выражало себя через дракона.

Само Молчание выражало себя и через акулу.

Существовал лишь процесс, растянутый над множеством объектов, а вот самих молчавших не было нигде, хоть глаз выколи…

Тут вообще не было ничего такого, что не являлось бы действием или поступком. Это был мир глаголов. Мир без имен существительных. И скорее всего, без прилагательных, ибо прилагательные способны только прилагаться к чему-то или к кому-то, то есть прилагаться к имени существительному. Или к местоимению. Прилагательные и должны прилагаться, как ясно видно из названия. Именно прилагаться к чему-то предметному. А здесь прилагаться было не к чему. Были только действия и всё.

— Что же нам делать? — Агафья Тихоновна беспомощно развела плавники в сторону.

— Наблюдать. Пока мы существуем, и более того, пока мы есть, пусть даже в этой кромешной темноте — можете считать, что он в безопасности.

— Как же это?

— Если темнота исчезнет сама собой, — Артак глубоко вдохнул, — это может означать только одно — его физическое тело ушло, и эти тёмные, телесные, материальные границы, загораживающие нам с вами весь существующий свет и невидимую сейчас даль, рухнули.

— А если темнота исчезнет, но не сама собой? — Агафья Тихоновна явно что-то задумала, однако не торопилась поделиться своими мыслями с драконом.

— Что вы имеете в виду? — Артак наморщил лоб, пытаясь предугадать её мысли.