Ева Фёллер - Волшебная гондола [litres]

Я вспомнила о том, что экскурсовод рассказывал нам с родителями об этом женском монастыре. По его словам, это было своего рода закрытое учреждение для женщин. Вообще говоря, выходить замуж могли только старшие дочери. Это было связано с тем, что от невест из богатых семей ожидали разорительно большого приданого. Место в монастыре обходилось дешевле. Поэтому все вторые, третьи и последующие дочери становились монахинями и до конца жизни кисли за стенами монастыря, проводя время в молитвах.

В ходе разговора с девушками я узнала, что их жизнь все-таки не была беспросветно унылой. Например, никто не возмущался, если монахини в своих комнатах красились или надевали красивые платья; главное, чтобы этого никто не видел.

Этот любопытный факт я выяснила, расхаживая вместе с Урсулой, Беатой и Имельдой по галерее вокруг внутреннего двора. Они выдали мне и другие пикантные детали: ночью иногда устраивались вечеринки с музыкой, танцами и вином, и последняя была как раз недавно. Время от времени на этих праздниках даже появлялись мужчины, и тогда получалось по-настоящему весело.

Беата шепотом сообщила мне, что она хочет устроить праздник как раз грядущим вечером, в комнате Доротеи.

– Теперь и я там живу, – ошеломленно сказала я.

– Именно, – прошептала Урсула. – Вы обе – не монашки, поэтому преподобной матушке будет проще закрыть на это глаз.

– Оба глаза, – хихикнула Беата.

Я с трудом успевала переваривать информацию. Судя по всему, в этом столетии жизнь в монастыре была не худшим вариантом.

– А что, кузен Себастьяно тоже сможет прийти? – спросила Имельда.

– К сожалению, он должен уехать по делам.

Девушки показали мне и другие помещения монастыря. Они провели меня по хозяйственному флигелю, где в кухне и прачечной трудились бесчисленные служанки, через обеденный зал, который здесь назывался «рефекторием», и наконец, через скрипторий, зал для письма вкупе с библиотекой, в которой было собрано удивительное количество книг. Книги, как я успела узнать от Клариссы, были в те времена ценным раритетом, потому что книгопечатание изобрели только недавно, и большинство фолиантов по-прежнему изготавливались вручную, что требовало долгого и упорного труда монахов, которые часто дополнительно изучали каллиграфию.

После того как я все осмотрела, мы снова вышли на свежий воздух, где мне показали уборную, а затем сад и огород, но тут появилась сестра Жюстина и приказала нам разойтись по кельям. Все монахини должны были надеть свое облачение, все гости и служанки – чепцы. Тут же мне сообщили, зачем это нужно: какое-то знатное должностное лицо заявило о намерении посетить монастырь, принять участие в совместной трапезе с аббатисой, а затем присутствовать на мессе в церкви Сан-Заккариа.

– Так что мы все должны произвести хорошее впечатление, – сообщила Урсула по пути в дормиторий. – А то благородные господа могут подумать, что в монастыре недостаточно дисциплины и порядка. Они издадут новые законы, чтобы запретить нам даже малейшие удовольствия.

Я узнала, что это происходило уже не раз. Например, среди прочих, существовал закон, который запрещал мужчинам шататься ночью по женскому монастырю.

– Можно подумать, кто-то его соблюдает, – добавила Урсула.

Постепенно у меня сложилось впечатление, что в женских монастырях того времени происходило немало интересного. Внешне благочестивые девушки любили повеселиться.

Немного позже посыльный принес к воротам монастыря ящик. Две служанки притащили его в комнату монны Доротеи и, с трудом переводя дух, поставили на пол, пояснив, что это мои вещи.

Я была не слишком удивлена, обнаружив в нем целую кучу одежды от Мариетты, старой доброй подруги Себастьяно, – включая маленький мешочек с монетами. Заметно меньше золотых, чем в прошлый раз, но все-таки. Даже платье, которое я отвергла сегодня утром, было тут, вместе с еще несколькими весьма красивыми вещами – верхней одеждой и бельем.

Я как раз закончила рассматривать одежду, когда в келью ворвалась женщина, от вида которой попугай сразу же разразился воодушевленными криками.

– Монна Доротея, сокровище мое! – завизжал он. – Монна Доротея, красавица моя!

– Я Доротея, – представилась мне женщина, хотя в этом уже не было никакой необходимости – А ты, должно быть, Анна, моя новая соседка по комнате!

Попугаю она сказала:

– Тише, Полидоро!

Я украдкой рассматривала ее. По-моему, она была совершенно не похожа на безутешную вдову. Прежде всего, я не ожидала, что она окажется такой молодой и симпатичной. Скорее я рассчитывала увидеть даму средних лет, убитую горем, скорбящую и поблекшую.

Но Доротее было не больше двадцати. Кроме того, она составляла отличную компанию своему попугаю. На ней было светло-голубое платье, изумрудно-зеленый чепец и красные туфли. Волосы были ярко-рыжими. Когда она сняла чепец, медные пряди рассыпались по плечам.

– На случай, если ты удивляешься, почему я не ношу черное, – портниха еще не закончила шить мой траурный гардероб, – сказала Доротея. На слове «черное» она скорчила такое лицо, будто необходимость носить черное огорчала ее сильнее, чем смерть мужа.

Несмотря на это, я выразила ей свои соболезнования, которые она приняла, небрежно пожав плечами.

– Пришло его время, – сказала она. – Таддео был древним стариком, он мне в дедушки годился.

– Боже мой! – в ужасе воскликнула я. – Тебя заставили за него выйти?

Она рассмеялась.

– Вот еще! Он был богат, как Крез. Старики с деньгами часто выглядят моложе, чем на самом деле. По крайней мере, поначалу. Но потом это уже не слишком помогало. Под конец, несмотря на все его дукаты, он не мог обойтись без пеленок.

Я сочувственно посмотрела на нее, хотя она, похоже, хорошо переносила стресс, поскольку в следующую секунду она с восторженными возгласами бросилась к открытому сундуку, чтобы поближе рассмотреть мою новую одежду. Для сравнения она достала свой сундук и принялась вытаскивать одну вещь за другой, чтобы продемонстрировать мне. У нее были восхитительные одеяния и украшения, а я мало-помалу начала разбираться в том, что здесь считалось модным.

– Как тебе вот это? – спросила она, показав мне желтый шелковый платок, накинутый на плечи. – Я его только что купила! – Она закружилась, так что ее юбки приподнялись, а шаль раздулась от потока воздуха.

– Монна Доротея, сокровище мое, – закричал Полидоро. – Монна Доротея, красавица моя!

– Платок и правда очень красивый, – сказала я.

Доротея вздохнула.

– Ах, так печально, что я, быть может, не смогу больше никогда его носить, потому что все будут требовать от меня, чтобы я остаток своей жизни проходила в черном. Меня заберут со дня на день.