Лев Лобарев - Мю Цефея. Переломный момент

Противника не видно. За всю кампанию мы не увидели ни одного. Только защиту и ловушки. Укрываемся за очередным валуном. Ветер перешел в бурю. Видимость нулевая. Тишина и страх. Сердце скачет от почек до горла. Я стучу по груди Тахеру. Он отстукивает дважды. Оба живы и рядом. Сидим — ждем, но ждать долго нельзя.

Резко вздрагиваю. Чувствую, как Тахер дергается рядом. Выработанный годами инстинкт предупреждает нас — случилось страшное. Осторожно выглядываю из-за валуна. Бой идет. Точнее, не бой, а наше полное уничтожение.

Беспилотная авиация, потеряв связь, всем клином врезалась в щит. Хватаю Тахера за плечо и тащу за собой. В атаку. Мы открываем огонь. Стреляю из мести, обиды и отчаяния. Вижу выстрелы моих ребят. Палим без навигации, вслепую. Слева выбегают двое солдат. Опознать не могу. Ребята стреляют по кругу. Глухие без связи. Слепые при нулевой видимости.

Падаю. Боль приходит позже. Вкалываю себе наркотик и смотрю на культю левой ноги. Под действием препаратов перестаю воспринимать реальность. Мой обрубок кажется мне прекрасным.

Хорошо, что, находясь в мемо, нельзя разнести все вокруг. Хорошо, что в нем нельзя заплакать. Голос мемолога возвращает меня к реальности:

— Скажите, Юэн, вы испытываете чувство вины?

— За что? — Оглушенный воспоминаниями, не понимаю вопроса.

— Вы участвовали в нападении на мирную расу, которая на протяжении двух месяцев только отражала наши атаки и не убила ни одного человека. У них полностью отсутствует агрессия. Они не способны причинить вред.

— Эти «клювомордые» отстрелили мне ногу!

— Нет, Юэн, это ваши сослуживцы отстрелили вам ногу. Их выстрел отразился от щита. Так вы испытываете чувство вины за содеянное?

— Каждый день. Каждый гребаный день! — В мемо не было слышно, как я скрежетал зубами. Подавись моими словами. Тебе ведь только они и нужны.

— Хорошо, Юэн. Считаю, наш сеанс был успешным. Хорошего дня.

Яркие флажки висят под потолком. Холод от стола уже пробрался сквозь рубаху и промораживает спину. Пытаюсь собрать порванные мысли. Сажусь и кручу новой ступней. Проверять нет смысла. Гарантий никто не дает. Починили — свободен. В мемо появилась отметка об успешном ремонте. Натягиваю комбинезон и ухожу. Доктор даже не обернулся.

Когда я нашел недопитую бутылку у себя в блоке, думал, поможет, отпустит. Не отпустило. Сидел и думал о своей вине. Этой дурацкой войне. Этом гнилом просчете теоретиков и прогнозистов. Об этих милых «клювомордых» — самой мирной расе. Каждый час, прожитый после этой войны, тяжелее, чем час на войне. И ты не замечаешь, как часы складываются в дни, потом в месяцы, и вот уже один год жизни наслаивается на другой. И только оглянувшись назад, на мгновение вспоминаешь себя прежнего, а потом стремительно возвращаешься в настоящее и жалеешь, что тот выстрел забрал лишь ногу.

На мемо пришел вызов от бывшей жены. Рефлекторно коснулся пальца, на котором раньше было кольцо. Отвечать не хотелось. Я знал, что сейчас начнется, но она могла перекрыть мне общение с дочерью. Эмери — моя малышка. Последнее светлое пятно, что осталось у меня или от меня.

— Да, Вир. Слушаю. — Я не пустил ее в мемо, включил голосовую.

— А я хочу видеть тебя, Юэн. И не называй меня Вир, я Виролетта, — сказала моя бывшая голосом девочки-подростка.

— Отлично, Вир. Бери билет и дуй ко мне, только Эмери с собой возьми. — Мне хотелось вывести ее из себя.

— Юэн, я не хочу начинать все сначала. Мы не будем спорить. Я и Эмери не поедем. Но, если ты захочешь, Братство готово принять тебя под крыло хоть сейчас.

— Как она? — говорю и надеюсь, что не выдал себя дрожащим голосом.

— О! Эмери прекрасно. Ты не поверишь, она уже на двенадцатой ступени в Братстве. Это в ее-то возрасте. Все ею просто восхищаются. Она, как маленькая птичка, взлетает вверх к миру и процветанию… — Она говорила и говорила.

Мне хотелось убиться лбом о стену. Заорать. Задушить первого встречного. Я готов был унизиться в любой форме, которую бы мне предложили. Распродать себя на части. Заплатить любые кредиты, чтобы вырвать мою малышку у «клювомордых». А Вир продолжала щебетать. Она изящно втыкала иглы в мой мозг и пускала по ним ток.

— Зачем ты затащила ее в эту секту, Вир? Я бы справился. Я почти справился. — Я уже не спрашивал. Умолял о прощении, о возможности все вернуть.

— Юэн, не начинай. Ты не виноват, и Братство это признаёт. Они принесли нам мир и процветание. Цивилизация, достигшая таких высот, делится с нами своим опытом и пониманием. За всю их историю не было ни одной войны. Первую начали мы. Мы агрессоры! Обезьяны с бластерами! Я пытаюсь сделать нашу девочку выше и прекраснее, чем мы. — Она говорила «чем мы», но звучало «чем ты».

— Зачем этот разговор, Вир?

— Ваше ближайшее общение с Эмери переносится на неделю. Не спорь, у нее экзамен. Она сама боялась тебе об этом сказать, поэтому звоню я.

Я прервал соединение. Спорить и правда было бесполезно. Раньше я орал. Донимал вызовами. Посылал жалобы. Но добился только запрета на общение. Вир снисходительно его сняла, когда решила, что уже достаточно наказала и унизила бывшего мужа. Она крепко держала меня. Поводок и плетка были у нее в руках, и она умело ими пользовалась. Я не имел права даже на вызов вне очереди — это расценивалось как давление с моей стороны. Испытываю ли я вину? О да! Я из нее состою!

Залпом допил бутылку и потащился в «Дым» за новой. Джевиса за стойкой не было. Кира тоже отсутствовала. Купил выпивку. Пошел шататься по станции. Идти особенно было некуда, но сидеть на месте я не мог. Кивал знакомым. Пожимал руки. Со мной пытались завязать разговор, но я отмахивался и шел дальше. Замкнутая жестянка, торчащая посреди нигде. Практически списанная в утиль. Ненужная жестянка внутри ненужной жестянки. Я посмеялся над своей шуткой. Сделал еще глоток. Ноги донесли до синего сектора. Третий отсек был пуст. Зашел в него. Меня накрыло чувство одиночества. Зачем я тут? С тем же успехом мог бы быть в любом другом месте. Не все ли равно? Заполз за прессионку и, поджав ноги, проклинал судьбу, допивал бутылку.

Зачем я снова проматываю кадры прожитых лет? Зачем ворошу прошлое? Ковыряюсь пальцем в незаживающей ране? Я ведь единственный человек, которому я нужен. Зачем снова и снова извожу себя надеждами и сожалениями? Какой я, в сущности, дурак! Гоняюсь за призраками упущенных возможностей. Грызу воспаленный нерв воспоминаний. И что я мог сделать по-другому? Как спастись?

Меня разбудил шум работающего манипулятора. Пока я был в отключке, к отсеку пристыковался шаттл. Поразмыслив, я решил сидеть и не высовываться. Находиться в отсеке в нерабочее время было запрещено. Заработаю третью красную отметку, если заметят. Пошарил по углам. Нашел бутылку. Она была удручающе пуста. Придется тут торчать до расстыковки «на сухую». Открылся шлюз. Кто-то вошел в отсек. Градус еще гулял по организму. Во мне боролись любопытство и осторожность. Не совсем понимая зачем, я выглянул из-за прессионки.