Дмитрий Каполь - Не от мира сего

Все также молча хозяин заведения пододвинул к постояльцу кувшин и глиняный стакан. Пляшущей в разные стороны рукой чародей наполнил стакан до краев, при этом расплескал немного вина. Затем быстрым движением поднял его и опрокинул содержимое к себе в глотку. Зажмурившись, он постоял какое-то мгновение, пока в голове не заиграла музыка прибоя, а на душе стало менее погано и тоскливо, чем было минут пять назад.

Более уверенным жестом он вновь наполнил стакан и, уже не торопясь, медленно ополовинил его. Надо было идти будить мальца. Ахальо надеялся, что все это время мальчик спал и не предпринимал попыток искать его. Посмотрев на трактирщика более осмысленным взглядом, чародей просипел:

— Мой малец не выходил из комнаты?

Хостельер отрицательно покачал головой:

— Спал как убитый.

— Хорошо, — кивнул Ахальо, допивая вино из стакана. — Папиросы не продашь?

Когда Ахальо вошел, а точнее вполз, словно побитая собака, в комнату, Егор сидел за столом и рисовал пальцем по пыльной поверхности столешницы. Завидев вошедшего чародея, мальчик вскрикнул от радости.

— Давно проснулся? — Ахальо попытался придать своему голосу нарочито небрежный тон.

— Не-а, недавно, — качнул мальчуган головой и с любопытством посмотрел на мужчину. — А Вы как, нашли проводника?

Ничего не сказав, чародей опустился на стул рядом с Егором и, потрепав мальчика по светлой макушке, тяжело вздохнул.

— Бесполезно договариваться с проводниками, — наконец вздохнул Ахальо. — Дерут такие деньжищи, а за что? За пару месяцев дороги? Нет, малец, с такими хапугами нам не по пути.

Ахальо по очереди заглянул в стоящие на столе кувшины и, не найдя ничего нужного, продолжил:

— Да и зачем нам нужен проводник? — чародей пожал плечами. — Просто лишние расходы, вот и все. Я сам прекрасно смогу провести нас через изменения. Тем более не забывай, малец, я ведь чародей, а большую часть арсенала проводника занимают артефакты.

Он подмигнул мальчику, затем отщипнул от лежащей на тарелке лозы ягодку и отправил ее себе в рот.

— А еда? — настороженно спросил Егор.

— Еда, — пожал плечами Ахальо. — Еда будет только занимать кучу места и оттягивать нам плечи. Доверься мне, малец. Я достану нам еды даже на самом дне Адских Ущелий!

Последние слова были сказаны настолько убедительно, что чародей даже сам поверил в свои скромные силы.

— Кстати, — встрепенулся он. — Почему нам до сих пор не принесли завтрак? Непорядок!

Он вскочил со стула и нарочито бодрым шагом проковылял до дверей. Выглянув в коридор, он прокричал:

— Любезнейший, можно завтрак в наш скромный номер? Да, и пару кувшинов вина, само собой!

Вернувшись на место, он закинул ногу на ногу, достал папироску и, закурив, выпустил облачко дыма в воздух.

— Ничего, малец, — вновь подмигнул мальчику Ахальо, — сейчас позавтракаем — и в путь!

Словно по мановению невиданной силы, недавняя предосенняя прохлада куда-то испарилась, и над путниками повис раскаленный солнечный диск. Земля, по которой не так давно шагали путники, превратилась в обжигающий сквозь плотную обувь горячий песок, и в нем вязли ноги.

Спустя три часа городок остался позади, и за все это время Ахальо и Егор не встретили ни одного путника, ни единого каравана. Сильно хотелось пить, но Ахальо предупредил мальчика, что на воду лучше не налегать, так как идти будет тяжело. Вот Егор и терпел, бормоча под нос ругательства, которые успел узнать в своем возрасте. Еще час назад они с чародеем сняли рубашки и шли по пояс голыми. Солнце нестерпимо обжигало кожу, но идти в одежде было невыносимо, за пять минут она пропиталась потом и пылью, от чего тело зудело сильнее, чем от ультрафиолета.

— Ты что там бормочешь? — задыхаясь, спросил Ахальо, оттирая пот, струившийся по лбу.

Он машинально потянулся к кожаной фляжке с водой, но, передумав, сунул руку в карман и достал коробочку с папиросами. Открыв деревянный портсигар, чародей подумал, затем решил, что курить не стоит, закрыл ее и спрятал обратно.

— Ничего, — мотнул Егор головой и спросил: — Почему так жарко? Вроде дело к осени шло, прохлада, дождики, а тут прям Сахара какая-то.

Ахальо поправил тюк с вещами на плече, подумал и медленно произнес:

— Ну-у, ты же знаешь, это изменения. В изменениях всегда так.

— Не знаю, — мотнул головой Егор. — Я вообще никогда раньше об изменениях не слышал! И вообще, что это за место такое?

Чародей вновь сунул руку в карман, вынул портсигар и, тяжело вздохнув, достал папиросу. Закурив, он выпустил струйку дыма из ноздрей и попытался выудить из памяти поход шестилетней давности, когда они с отрядом наемников шли через изменения в первый раз. Их тогда вел опытный проводник. Сколько ему заплатили, Ахальо не знал, но артефактами тот мужичок сыпал буквально направо и налево, сдабривая каждое свое действо обильными пояснениями. Благо, он был словоохотливым малым. Помолчав некоторое время и подбирая слова, Ахальо вскоре произнес:

— Понимаешь, никто толком не может сказать, что такое изменения. Есть легенда, что здесь когда-то были обители богов. И боги, чтобы спрятать место своего пребывания от простых смертных, устраивали мороки, способные сбить с пути любого, кто отважится подойти очень близко к их чертогам.

Чародей вытащил папиросу изо рта, подул на тлеющий кончик пепла, затем покрутил ее в разные стороны, после чего вновь сунул в уголок рта и затянулся.

— Мороки эти бывают разными. Но никто не может объяснить природу того или иного морока, а значит — найти рецепт борьбы с ними. Порой ты идешь через раскаленную пустыню, как мы сейчас, а порой пробираешься сквозь снежный буран, хотя вышел в середине лета. Бывает, зарядят дожди, а бывает, ты умираешь от жажды.

Ахальо машинально похлопал ладонью по фляге с водой и продолжил.

— Горы тут сменяются морями, а моря пустынями, после которых путь тебе заграждает лес. И каждый раз, идя по одному и тому же пути, ты никогда по нему не пройдешь дважды. Допустим, мы сейчас идем через пустыню, а следующий караван, вышедший из города через полчаса после нас, вполне может продираться сквозь заросли леса. И тут нет никакой системы, никакой закономерности, все это происходит хаотично.

С широко раскрытыми от удивления глазами Егор, забывший про жажду, слушал мужчину и впитывал сказанные слова, словно песок впитывает в себя воду.

— Но это полбеды, — Ахальо щелчком пальцев отбросил окурок в сторону и выпустил из легких остатки дыма. — Самое неприятное заключается в другом. В том, что эти изменения могут читать твои мысли.

С этими словами Ахальо постукал костяшками пальцев себя по лбу.

— Непонятно, как они туда забираются, но, поверь, малец, они вытаскивают из самой глубины твоих потаенных мыслей самые ужасные и самые крамольные.