Тим Вернер - Мы, монстры. Книга 2. Иные [СИ]

Огляделся и сжал губы плотнее, пытаясь сдержать смех, но все-таки не сдержал.

Они были здесь. Все — здесь.

Слишком много сил истратили, чтобы быть живыми, но провалились уже не в небытие — в его царство. Ну и? И кто тут теперь сильнее всех?

Его смех, отраженный от черных камней, подхваченный и тут же разорванный в клочья ветром, услышал лишь Лаэф. Остальные пока были без сознания: лежали в ногах на черной промерзшей земле. Старший же стоял спиной, в нескольких шагах, будто бы всматривался вдаль. Вдвойне глупо: нечего там вдали искать, там все то же. Да и всматриваться, не имея глаз...

Разобрал новый приступ хохота, но брат так и не повернулся.

И что им всем теперь здесь делать? Здесь, внизу, в закрытом и пустом мире. Любить друг друга? Убивать друг друга бесконечное количество раз? Было: и то, и другое.

Нав-сег-да.

Это даже представить невозможно: навсегда. Только они. Вместе.

Лучше уж небытие.

Ух'эру всегда была безразлична плоть, и то, что она появилась, пусть и призрачная, его не взволновало. Зато Тэхэ как только пошевелилась — первым делом всю себя ощупала. И лишь потом принялась крутить головой. Завидев Заррэта, вскочила, как ужаленная, то ли броситься на него хотела, то ли — от него, но сделать ничего не успела.

Поднялся и он.

Огромный, как всегда, вдвое большее Охоты, свирепый, да только — что здесь его свирепость?

— Убью! — проорал тут же, но не Тэхэ — в спину Лаэфа. Ждал, что тот обернется, но старший только плечом повел. Проговорил:

— Насколько я понимаю, здесь это — занятие бесполезное. Так, мой безумный брат? — это уже ему, Ух'эру.

— Попробовать можно, — уверенно заявил тот. — Я раньше думал, что и меня убивать бесполезно, — и покосился на все еще бесчувственную Эйру.

Не прикидывается ли, ожидая, чем дело кончится?

— Почему меня убьешь, Заррэт? — ровно спросил Лаэф тем временем. — Почему не сестру? Любую из?

— Мы ведь почти вернулись! — прорычал тот в ответ. — А из-за твоего гаденыша — снова без сил!

— Мы вернулись, — тон мгновенно сменился на холодный, острый, как тот меч, что Заррэт выковал, — только благодаря моему гаденышу. И вернемся вновь. Он жив, и связь наша — сильна.

— Ты использовал нас, — прищурилась под стать Ух'эру Тэхэ, сделала шаг к Лаэфу, оказалась плеч о плеч с Заррэтом. Ишь какие, подумал Ух'эр, теперь, значит, рядом стоят. А ведь совсем недавно — да нет, давно это было, но время потом остановило свой счет для них — с таким азартом зарубить друг друга пытались. — Ты вернешься, а мы...

— Я без вас не справлюсь, — протянул Лаэф, и не понять: правду говорит или издевается. А потом заговорил иначе, и стало ясно: всерьез. — Вытащит он нас всех вместе. Потому что Сорэн сильна...

— ...из-за тебя! — громыхнул Заррэт. — Ты должен был убить ее по-настоящему!

— Вообще-то — он, — Лаэф ткнул большим пальцем через плечо, безошибочно угадывая, где стоит младший. — Он должен был.

— Все тебе шуточки! — взвилась Тэхэ.

— Вообще-то, — осторожно поднял палец Ух’эр. — Это все мне шуточки…

— Вам! — взвилась рогатая. — Вам обоим все — шуточки!

Ух’эр не ответил — отвлекся на Эйру, которая теперь-то точно пришла в себя, но так и не пошевелилась. Подошел, пнул, легко, не сильно. Что друг друга калечить без надобности? Любовь все-таки распахнула кристально чистые глаза, улыбнулась и почти пропела нежно:

— Не нагнешься пониже, братец? — напоминая ему об ошибке, стоившей жизни.

Он засмеялся шутке, Эйра легко вскочила на ноги, Тэхэ с нескрываемым раздражением бросила:

— Хватит, Ух'эр, от смеха твоего уши болят.

Он обернулся, встретился взглядом с сестрой, прищурился:

— А кто сказал, что ты можешь указывать мне, когда и чего хватит? Оглянись, лань, ты в моем царстве!

— В твоем ли? — Эйра будто встала на защиту старшей сестры. Да эта кого угодно защищать встанет, лишь бы — против Ух’эра.

— Что теперь — мир мертвых делить будем? — удивился Ух'эр, краем глаза отметил, как рука Заррэта уже скользнула за плечо — выхватить секиру — вот только не было там секиры. Ни у кого не было: ни оружия, ни силы.

— А может, он этого хотел? — неожиданно проговорил Лаэф. Сказал без привычного сладкого яда в голосе, без шипения и шепота. Сказал так, что все сейчас же замолчали, переглянулись.

— Д'хал, — объяснил Лаэф. — Может, это была его задумкой? Здесь нас запереть?

— А Сорэн людям оставить? — недоверчиво хмыкнул Заррэт. — Отец жесток, но не настолько.

Вновь расхохотался Ух'эр, поморщилась Тэхэ. А Эйра фыркнула:

— То-то я думаю, в кого мы все пошли, такие добрые!

— Я справедлив! — обиделся Заррэт. Он всегда все принимал на свой счет.

— Да-а-а… — насмешливо протянула Эйра.

— Не тебе судить о справедливости, — глухо проговорила Тэхэ.

— Ой, прости, — сделала большие глаза Эйра, — что-то не сложилось с любовью? В какой именно раз? Может, дело не во мне, а в том, что кто-то спотыкается об одни и те же камни?

— Стервь, — поморщилась Тэхэ.

— Коз-за лесная! — процедила Эйра.

— Бабы! — со смешком бросил Ух’эр.

И тут Лаэф заговорил вновь. Жестко приказал:

— Умолкните! — и развернулся.

Все и впрямь умолкли, даже те — Ух’эр по себе знал — кто не собирался слушать указаний. Умолкли и уставились на него дико, очумело.

На них смотрели пронзительные, поблескивающие в полумраке невиданными фиолетовыми звездами, и будто бы смутно знакомые — хоть никто из них никогда не видел — глаза.

— Ого, — сказал наконец Ух'эр.

Лаэф обвел их взглядом, нахмурился, не понимая, в чем дело, и растерянно спросил:

— Что?

Ух'эр вновь заливисто расхохотался.

Снежинки проносились перед глазами огромными белыми мошками. Под босыми ногами простирались черные камни, и ноги мерзли. Он подходил к краю скалы, а там, за краем, было ничто. То есть там сначала было долгое падение в воды Мирдэна, потом тебя тащило на дно, потому что Ух’эр, зараза, швырнул туда воронку-ловушку, а уж на дне — поджидало ничто.

Йен ни разу не сталкивался с ним, но знал — лучше и не сталкиваться. Бежать оттуда, поскорее, побыстрее…

Он поднял взгляд.

Где же снег? Здесь всегда так много снега: стоит стеной в воздухе, лежит под ногами пушистой сверкающей периной, кружит, укрывает. А сейчас — редкие злобные мухи. Вонзаются в тело — оставляют раны. А черные камни под ногами так хорошо видны, наконец-то избавились от пушистого сияющего налета, показали свою истинную суть.

От этого совсем неуютно. Не от того, что всё тело болит — снежинки продолжают впиваться. Не от того, что впереди — пропасть. От того, что теперь он всё видит. Всё прекрасно знает. Всё становится на свои места. Вот камни, вот утес, вот он — древний монстр.