Ульяна Берикелашвили - Лаэрен

«Лишь бы подальше…»

Странная боль переполняла меня. Колкая, грязная — она словно стала моей сутью. Не выдержав этого, настоящая суть ушла на дно сознания…

Я выныриваю в ужасе из картинок бегущей меня и кричу от боли, обиды и непонимания.

Разрезаю тьму.

В глазах зарябило. Я продолжаю бежать. Запнувшись о гнилой ствол дерева, я плашмя падаю на грязный снег. Лицо погрузилось в ледяную воду, проломив тонкий лёд, сковавший лужу.

Пара неосознанных вдохов в поисках живительного воздуха и я уснула.

Навсегда.

Навсегда?

Я откидываюсь назад, сидя на корточках в темноте. Под рукой копошится нечто. Я отдергиваю руку в ужасе, но затем понимаю, что это нити.

Что же, пришёл мой час.

Нити вырываются и освещают пространство розовым светом. Расползаются вокруг, заполняя всё вокруг.

Я вздохнула и протянула руки к ним.

…не судьба мне спасти Лаэрен.

Не судьба.

Я уже готова была слиться с ними, но они разбежались в сторону, а на том месте, где они расступились, лежал Элвис.

И телефон.

Он ярко переливается, кнопочки горят радостно.

И та мелодия. Мелодия Амелии. И в загробном мире существует связь.

Я беру трубку.

— Да, — улыбаюсь я.

В ответ тишина, а потом злое рычание:

— Ты же умерла, сука. Только что умерла от кровоизлияния в мозг! Так кто ты тогда, хватит меня мучить!

Я пожимаю плечами и смотрю на Элвиса:

— Может, я твоя совесть?

Она рычит и продолжает поток ругани:

— Кто там? Кто ты, тварь? Я не виновата, я не знала, что все так случится! Что она так среагирует на мои слова! И что все так получится — потеряет сознание и так вот упадет… Я думала, она просто всё поймёт. Она сильная, она должна была понять это!

— А ты тогда кто?

— Я слабая, мне можно причинять боль! Да, я предательница, я разрушила всё. И нашу дружбу, и воспоминания. Но я слабая, мне можно… — и минут на пять всхлипы.

— Кто эта она? — шепчу я.

Амелия злобно сопит, радостно так.

— Значит, ты не она! Кто, кто так надо мной шутит?!!! Александра мертва, она только что умерла.

Значит, я не Соби. Я Александра, спящая в глубине сознания, на руинах попранной дружбы и слепого, безжалостного предательства.

Это так… глупо. Сейчас все это кажется таким глупым и наивным. Я улыбаюсь себе и молчу. Амелия что-то кричит в ответ, а я лишь молчу.

Через некоторое время я говорю ей:

— Мне пора, Амелия. Я действительно верила, что мы подруги, а ты… — болезненно объясняю напоследок, морщась от потока воспоминаний. — Ты слаба, но это не дает тебе право творить безнаказанно зло. Ты просто больна, дорогая. И неизлечимо. Больше мы никогда не увидимся — мне больше это ни к чему.

Она ругается, а я отцепляю Элвиса от телефона, и пока он не истаял, произношу:

— Прощай, Амелия. Живи и радуйся. А мне пора.

Телефон пропадает, а я улыбаюсь медвежонку:

— Пойдём, милый. Нам пора. Нас заждались…

И скольжу сквозь занавес красных нитей, становясь одной из них…

— Это что теперь? Мы играть больше не будем? — возмущалась Арис, нервно постукивая мячом в обновлённом мирике Котовски. — А как же аплодисменты и всё такое?

Котовски в ответ лишь качает головой.

— Жаль. Игры нет, прожекторов нет.…Одно это вот, прям как… у Соби. — Протянула Арис и болезненно замолчала. Мирик Котовски теперь не залит тьмой, не заставлен рамами и театральными прожекторами. Он теперь совсем другой. Больше всего он напоминает дворцовую залу. С троном, огромными пиршественными столами, уставленный рыцарскими доспехами и увешанный гобеленами.

Как в замке маркиза Карабаса…

Котовски пьёт вино из бокала тонкого стекла, печально улыбается, а Арис возмущённо поедает торт.

Через некоторое время она с набитым ртом смотрит на ушастого друга и боится что-то сказать. Котовски понимающе гладит её по руке:

— Соби до сих пор не открылась?

Арис мотает головой — рот заполнен кремом, а Котовски тяжело вздыхает:

— Ничего, Арис… Скоро она и тебе поможет.…Слиться с Лаэреном.

***

В огромном небе ни облачка. Ветер щекочет волосами лицо и не охота одевать маску. В последнее время Лукреция ненавидит их. И не режет больше кукол.

Последнее время она сидит на окне и смотрит вдаль. Она ждёт.

Ждёт, когда Арис, Котовски или Рум, а может, все они вместе влетят в её бархатный мирик и с радостью сообщат, что Соби открылась…

— Мы тебе больше не нужны? — спросил её тонкий голосок. Лукреция обернулась на зов. В тёмных креслах сидели две девушки, разного возраста. Младшая весело болтала ногами, а в руках сжимала плюшевого зайца, залатанного шрамами.

Обе они были одеты в красно-чёрные одежды, похожие на платье Лукреции.

У обоих были красного цвета глаза.

Лукреция улыбнулась им:

— Я не знаю, миньоны. Не знаю. Мне тяжело судить.

Та, что старше, улыбнулась, прижимая к груди не менее залатанного медведя:

— Мы были бы счастливы стать единым целым с тобой.…Но мы так и не нашли третью… Она затерялась среди Лаэрена.

— Может быть, Соби поможет нам, дорогие… — Лу, веря в свои слова, с надеждой смотрела на миньон. Её единственные подруги, частицы её нетленной души, разбитой прикосновениями отца…

— Я тоже его ненавидела. Но нам было легче стерпеть его жажду, поэтому ты и создала нас. — Улыбнулась старшая миньона. — Лу, мы найдём третью и навсегда станем едиными с Лаэреном.

— Вы не боитесь потерять свою личность?

Обе в ответ покачали головой:

— Нет, наше рождение — необходимость. Мы жаждем стать снова единым, как раньше.

Лу приобняла их. Впервые в ней жила надежда.

На слияние с Лаэреном.

***

Руминистэ только что покормила кроликов. Устало разогнулась и провела рукой по затекшей шее.

Теперь она полноценная. Никакой боли, никакой смерти.

Никакой игры под названием ЖИСТОКАСТЬ.

Вернее, Жестокость.

Там, в настоящем мире, она никогда не была такой. Никогда не чувствовала всей полноты ощущений. ТАКОЙ глубины.

А теперь может.

Ведь на её шее пульсировала красная нить, единственное напоминание о прошлом. Мирик вокруг больше не был искажением, кривым зеркалом её души. Он стал её домом.

И Руминистэ ждала, когда этот дом обретут остальные. Только Соби всё не выходила. Даже изменив Котовски, она не простила себя и посчитала произошедшее случайным везением…

Но Руминистэ ждала.

***

Велиар молча пил чай. Временами он смотрел то на свой сад, то на свою гостью.

— Ты любил её? — спросила она, поправляя ненароком волосы.

— Я сделал всё, что ты просила. Её больше нет. Тебе больше ничего не грозит.

— Ну что ж, теперь ты свободен. Ты никогда не вернешься в ТОТ мир. — Подчёркнуто произнесла она.

Какое-то время царила тишина. Розовый сад благоухал, его любимые цветы становились всё красивее. Жаль, что этого не увидит Соби…