Ульяна Берикелашвили - Лаэрен

— АДИНОЧИСТВА… — странно, но это слово… это название словно знакомо мне, хоть и исковеркано Арис.

Одиночество.

Котовски слегка касается меня и продолжает только тогда, когда убеждается в том, что слушаю.

— Моя ИГРА называется НАРЦЫСЫЗМ. Это Велиар так непонятно назвал её. Это вообще он дает всем названия…

— А мою он назвал ещё страннее, — ухмыляется Арис. — ИНФАНТИЛЬНАСТЬ… И не понять. Я вот сколько раз спрашивала Велиара, что это означает, а он всё молчит.

— Угу. И про мой тоже.

Только теперь я замечаю, что мирик Котовски стал как-то ярче, чище, чем был. Это потому, что мы играли, давая новые эмоции ушастому.

— А твой мирик, где он? — оборачиваюсь я к Арис. Девочка улыбнулась и подмигнула Котовски.

Тот достает из кармана старых серых джинс небольшой предмет и раскрывает его. Это зеркало, немного потрёпанное и поцарапанное. Котовски целует свое отражение и убирает зеркало обратно:

— Что ж, пошлите по гостям. Всё равно Соби надо со всеми поиграть.

Ушастый догоняет Арис — в это время она отошла в сторону и теперь стояла неподалеку у серой матовой плиты, хотя в мире Котовски все плиты были чёрные и глянцевые.

— Это вход в мой мирик. — Арис ударяет мячом по серой плите и та загорается серебристым светом. — Мяч — это ключ. Я всегда с ним.

Девочка шагает в свет и протягивает руку. Я следую за ней.

На мгновение закрываю глаза в страхе перед неизвестным, и некоторое время меня не покидает ощущение, что я падаю. Более ничего.

Я открываю глаза.

И вижу лишь свет. Делаю шаг и выхожу из него в мирик Арис. Следом за мной Котовски.

В отличие от мирика ушастика, куда я попала из ОТТУДА, мирик её был меньше и уютнее. Всё его пространство было заполнено розовыми светильниками всевозможной формы, плюшевыми игрушками, куклами и шарами. В воздухе витал запах карамели и ванильного мороженного.

Запахи… такие знакомые запахи…

бег… истерия… боль… головокружение… удар…

Морщусь от непонимания и тут же всё забываю. Даже запахи становятся незнакомыми.

Арис уже сидит на полу и обнимает большого зеленого слоника. Протягивает мне его плюшевую лапку:

— Соби, познакомьтесь. Его зовут Чайник! — малышка хихикает довольно и затем кричит так, словно не видела нас с Котовски долгое время. — Ну что же вы так долго?! Давайте играть!

Котовски полез куда-то в кучу игрушек и через некоторое время раскопок извлек старенький поломанный паровоз.

— Ту — ту! — весело пропел он и начал возиться с железной дорогой.

Так понимаю, что и мне нужно выбрать игрушку. Тянусь к огромной кукле с изрезанным личиком, но Арис останавливает меня:

— Это кукла Лукреции… Она не любит, когда её трогают чужие. За это она бьёт куклу. Или учит.

— Чему учит? — заинтересованно спрашиваю я, но как всегда, мой вопрос остается без ответа.

Арис дает мне розового медвежонка Пухастика, и я усаживаюсь рядом с ней.

Я играю в ИНФАНТИЛЬНАСТЬ. В игру мирика Арис. И мирик вокруг нас становится ярче, каждая вещь словно светится изнутри. Даже у куклы Лукреции исчезают порезы, и изодранное платье становится целым.

Я смеюсь, играя с мишкой. Арис нянчит слоника. А Котовски, отбросив паровоз, нервно чешет за кошачьим ухом:

— Хватит играть… Соби пора к Велиару за собственным мириком. А то вдруг она исчезнет, как…

— Как Златовласка?! — восклицает Арис и плачет — Нет, не хочу… Я уже подружилась с Соби!

Котовски успокаивает прижавшуюся к нему девочку, подавая салфетки из её же набивной груди, и грустно смотрит на меня.

— Златовласка была еще до Руминистэ. После меня, — как будто ставит он временные рамки для моего понимания. — Она была очень красивая. Я даже простил её за то, что она была девушка.

На какое то мгновенье он замолкает, и я вижу в его зеленых глазах боль. Странно видеть его таким.

— Это моя вина, что Златовласка исчезла. Хотя Велиар говорит другое… Он говорит, что она вернулась в ОТТУДА-НЕИЗВЕСТНО-ОТКУДА. Чтобы БЫТЬ… Но я не верю ему…

— Котовски помог ей создать свой мирик, очень красивый мирик, — всхлипывает Арис. — Мы часто играли в игру Златовласки — ПАЦЫЛУИ, смешно так было! Лукреция правда не играла с нами в неё, она боялась. А потом…

Котовски зажал рот Арис рукой в болезненной судороге, достал молча свое зеркальце и, раскрыв его, показал содержимое. На одной из половинок лежало маленькое сердце в виде замка:

— Ключ Златовласки… Я коснулся его, нечаянно, и она исчезла. Растворилась. А мирик стал серым и каждая вещь…

— Превращалась в пепел. — Закончила Арис за него.

Стою и молчу, наполненная непонятной тоской и непониманием. Лаэрен с его загадками не находит отклика в пустоте моей памяти.

Абсолютно новые знания. Значит ли это, что я — не часть Лаэрена…

— Велиар говорит, что исчезают все. Что так же исчезли все те, кто был до нас. — Арис недовольно пинает мяч. — Но он врёт. Он самый первый здесь и поэтому врёт…

— Я ведь не исчезну! Правда, Котовски? — прижимается ещё крепче она к нему и замирает.

В мирике Арис тишина.

И мне страшно от всего, что происходит. Мне страшно от того, что всё может исчезнуть.

И мне страшно оттого, что так мало знаю.

Котовски берет меня за руку и шепчет:

— Пора к Велиару.

Загорелась уже знакомо серая плита, и Котовски стукнул по ней ногой.

— Нам туда нельзя. Ты одна должна идти. А потом он вернет тебя, — он хватает мне за руку и резко разворачивает, толкая в свет.

— До свидания! — кричат они мне.

Я уже не видела розового мирика Арис. Один лишь свет, серебристый свет, как слепой левый глаз малышки.

И вот.

Я уже в нём. В мирике первого, кто появился здесь…

В мирике того, чья игра зовётся Одиночество.

Но он совсем не такой, каким представила себе его я.

Огромное, прозрачно — голубое небо надо мной, белые пушистые облака. И огромный цветущий сад.

«Яко вертоград во цветении…»

Я даже не попыталась понять собственное воспоминание. Лишь продолжала любоваться…

Розы, везде розы. Только они царят в этом саду, в этом мирике. Белые, красные, розовые, серебристые… даже угольно-чёрные…

«Таких не бывает»

Безумно красивые, дурманящие изгороди роз… И одинокая фигурка вдалеке среди них. Это он, Первый… Я иду к нему через лабиринт кустов и попутно замечаю, что некоторые цветы запачканы кровью…

Свежей кровью. Её пятна то здесь, то там алеют на лепестках.

Но мне всё равно.

Может, так и надо.

А Велиар всё ближе. Я любопытно разглядываю его. Худощавый, чуть выше меня, в старой залатанной ученической форме… Смуглый… Длинные чёрные волосы, забранные в косичку, и серебристые слепые глаза Арис…

Он слеп?! Но он же смотрит прямо на меня…