Карина Демина - Мертвая

Губы узкие.

Подбородок сильный, тяжелый.

- Она была слишком впечатлительной... и я говорил, что не стоило ее в это дело втягивать, -- дядюшка уселся в кресло и вытянул длинные свои ноги. Домашние клетчатые тапочки смотрелись весьма мило, хотя и не сочетались по цвету с вельветовым бурым костюмом. - Однако мой отец отличался некоторым упрямством, и полагаю, не желал, чтобы его открытие вышло за пределы семьи. Да и... совет мой, как понимаете, несколько запоздал.

- Вы давали клятву? - уточнил Вильгельм шмыгнул носом.

- Давал, - дядюшка слегка наклонил голову. - Вы понимаете, что проект подобного уровня... не мог бы состояться без клятвы.

- Но вы теперь говорите?

- Не о сути проекта... скажем так, клятвы в структуре своей имеют жесткие рамки, однако определяются они прежде всего внутренним отношением присягнувшего, - палец дяди коснулся головы. - Мы сами решаем, как далеко распространяется запрет. И это оставляет некоторое пространство для маневра... при должном умении.

Я восхитилась.

Всегда импонировала мужчинам умным, кто ж знал, что дядюшка, к которому в семье относились снисходительно - мол, не сидится чудаку в родной империи, - тоже относится к ним?

- Если бы вы спросили о конкретных вещах... скажем, об этапах... или о сути ритуалах, структуре... частей, - он слегка поморщился и, вытащив из кармана платок, прижал к носу. - Я бы не смог ответить. А вот наши отношения с Франсин... вы знаете, что ее бабка была островитянкой?

- Нет.

Я как-то даже не задумывалась, откуда была моя мама... и это тоже странно. Была тетушка Нинелия. А кроме нее? Куда подевалась их с мамой родители? Или другие родственники? И почему, собственно говоря, я только сейчас задалась этим вопросом?

- Дед был неплохим специалистом, - хмыкнул дядюшка, пряча платок в кулаке. Но кровь я почуяла. Дрогнули ноздри и... - Дорогая, возьмите себя в руки. Поверьте, кровь моя изрядно испорчена не самым праведным образом жизни...

- Как-нибудь переживу.

- ...и вовсе не годится пить из родственников, - наставительно произнес дядюшка. А я ответила:

- Вы это им скажите.

И мы улыбнулись друг другу. Еще подумала, что, крайне надеюсь, это не он убивает. А Диттер закашлялся, за что и получил кулаком по спине. Вильгельм, похоже, всегда был готов прийти на помощь другу.

- Что ж... если говорить... о том, о чем я могу говорить...

- Когда ты узнал, кто лишил тебя силы?

Этот вопрос заставил его нахмурится.

Вздохнуть.

И ответить:

- Мне было четырнадцать. И да... я всегда отличался непомерным любопытством. Наставники хвалили меня за живой ум, но я прекрасно осознавал: в нашей семье быть умным недостаточно.

Дядюшка тарабанил пальцами по подлокотнику, а я не торопила. Я понимала, насколько неприятен ему наш разговор. А еще искала повод задать один вопрос.

Важный вопрос.

Очень важный и не слишком относящийся к делу.

- Я прекрасно помню, как заболел. Сначала решили, что это из-за воды, набегался, выпил холодной, вот и слег. Был жар. Слабость. Кости ломило. Я тогда кричал от боли, и мне давали морфий, но он не помогал. Не уверен, что длилось это долго... то есть, мне казалось, да и сейчас кажется, будто прошла вечность, но после все уверяли, будто горячка длилась сутки. Всего сутки и... сила ушла.

Он покусал губы.

Скрестил руки на груди.

- Извини, дорогая племянница... мне, пожалуй, следовало бы побеседовать с тобой раньше, тогда бы ты осталась жива. Но... ты слишком похожа на нее.

- На маму?

- На фрау Агну... называть ее матушкой я и раньше не мог. Не знаю, почему... просто не мог и все.

Я похожа на бабку?

Да, что-то такое говорили, но... на отца больше, а мама... она была хрупкой и воздушной, только это я и запомнила, а мелочи, вроде черт лица и... пускай. Какая разница, на кого я похожа?

- Мне казалось, что ты-то точно не причастна к делам прошлым, а потому и втягивать тебя в эту грязь не стоит, когда же ты умерла, предпринимать что-то было поздно.

- Но ты предпринял.

- То, что мог... - дядюшка развел руками. - Все-таки твоя мать оказалась права, когда просила у Нее защиты для тебя...

- Сначала.

Я имела право требовать. Я... наверное, имела право что-то требовать от человека, которого моя бабка изуродовала, и не только она. Что-то погост семейных тайн становится слишком уж большим.

- Сначала... итак, я лишился силы, а с ней и любви отца, которому нужны были наследники, но не такие, как я или Мортимер. Я страдал. И не только потому, что сила ушла, хотя это... тяжело.

Он не стал описывать.

А мы не стали спрашивать. Я просто посочувствовала. Про себя, ибо сочувствие вслух ему нужно не было.

- Твой отец, который еще вчера умирал, вдруг исцелился, и дар ему вернулся... слуги зашептались, что это неспроста... фрау Агна посещала храм, и вот такие чудеса... стало быть к просьбе снизошли. О да, она велела слугам молчать, но что приказ против человеческого стремления к сплетням. И если сперва я не слишком обращал на них внимание, пытаясь как-то приспособиться к новой для себя жизни, то позже... несколько лет, как в тумане... я продолжал учиться, надеясь, что однажды проснусь и обнаружу, что моя сила вновь со мной. Я старался. Я был лучшим... лучше брата, который вдруг превратился из еще одной неудачи рода в наследника и любимца. А я... я стал чем-то, что мешало. Отец, глядя на меня, кривился. Мать... женщина, которую я считал матерью, и вовсе меня не замечала. Мне было двенадцать, когда меня отослали в школу. Хорошую. Очень дорогую. Ведь род Вирхдаммтервег всегда выбирает только лучшее.

В это высказывании мне послышались знакомые ноты.

Да, дед так говорил.

Про род и про лучшее... и да, из трех детей он выбрал одаренного. А из меня с сестрой ту, которая родилась в браке...

- Там, как ни странно, я пришел в себя. Не скажу, что резко приспособился, обзавелся друзьями... скорее напротив. Я был нелюдим и не слишком приятен в общении. Время было непростое. Там либо медленно сходишь с ума от одиночества, либо находишь себе дело по сердцу. Меня увлекла математика, а в приложении к магии... почему-то никто никогда не рассматривал магию с точки зрения математических моделей.

Я на всякий случай кивнула, поскольку звучало это солидно и умно.

- Моим родным писали о моих успехах. Им отправляли грамоты и награды, но уже тогда я начал понимать, что, сколько б их ни было, я все равно останусь вторым сортом... умный, но лишенный силы. Мне было пятнадцать, когда мне позволили вернуться на каникулы. Точнее, дед настоял на моем возвращении... и наивно с моей стороны было полагать, будто дело в моих успехах.

Пауза.

И я разглядываю собственные ногти. Потемнели. Стали плотнее... и камень неплохо пробивают.

- Он хотел, чтобы я принес клятву верности наследнику. Такой вот обычай... младшие сыновья... или не младшие, но просто те, кого сочли недостаточно сильными, чтобы наделить правом наследования, приносили клятву служить роду верой и правдой. Дед красиво говорил о моем долге, о том, что моему брату понадобятся мой ум и сила... убеждать он умел. А заодно добавил, что, откажись я от рода, и он откажется от меня.