Карина Демина - Мертвая

Я поморщилась.

Помогала она ему не только с научной работой. А если... она хотела занять место мамы. Хотела страстно, исступленно даже, если пошла на предательство.

Сделка с дедом.

И отказ от прав наследства... обидно? Еще как... а ведь матушка одарена, в отличие от тетки. Почему? Отец никогда не связался бы с женщиной, силы лишенной. Такая, если и родит ребенка, то с большой долей вероятности слабого. Следовательно, сила была.

Была, была... и куда подевалась?

- Дядюшка, - я крутанула вилку в пальцах. - А ведь тетушка Нинелия раньше не была бездарной?

- Что?

Он моргнул.

А мне подумалось, что, в отличие от прочих родственников, Фердинанд меня почти не раздражает. Я даже, пожалуй, не буду против, если он вовсе переедет сюда... пусть выберет себе комнаты...

- Ты ведь встречался с ней. Ну тогда еще... когда она была помоложе и...

И дядюшка покраснел.

Отчетливо так покраснел. Выразительно. Интересно, с чего бы...

- Случайная связь... сам не понимаю, как произошло, - он все-таки соизволил признаться, и Диттер поперхнулся водой. - Она была миленькой... кудряшки... платьица такие в горошек.

Ага, платьица в горошек.

С кружавчиками, наверное. Почему-то горошки с кружавчиками мужские мозги парализуют напрочь.

- Не слишком умна, но... всегда весела... щебетала, песенки напевала... она хотела, чтобы все друг с другом дружили...

...и именно поэтому залезла в постель к папеньке, укрепления дружбы ради. Как это я раньше не подумала...

- Я знаю, что они с Франсин не слишком ладили. И знаю, почему... но мне показалось, что Нелли раскаивается... все совершают ошибки. Она так искренне горевала...

...вот тебе и гений семейный.

Туда же... пара слезинок, жалобный тон и огорченная физия. И вот уж он уверен, что тетушка искренне горевала... если бы не вчерашний разговор, подслушанные девочкой, я бы, может, и поверила. Но... выкидыш... дети сами собой не заводятся.

- Однажды мы засиделись. Она оформляла бумаги... их вечно целая груда, а я пытался минимизировать число каналов... разговорились... и... как-то оно само... мне потом было неудобно.

Ага... а мне любопытно.

Тетушка это нарочно?

Почувствовала, что дядюшка к маме неровно дышит... или... а если ей срочно понадобилось забеременеть? А беременность не наступала... то ли детские болезни тому виной, то ли вмешательство высших сил... главное, что ребенок был нужен.

Так почему бы не от дядюшки?

Кровь-то частью общая.

- И знаешь... - он вдруг задумался. - А ведь и вправду... сила была... не сказать, чтобы яркий дар, однако имелся... она ему не слишком рада была...

Имелся стало быть.

- И у Фелиции...

А вот это полная неожиданность.

- Значит, - Вильгельм оторвал задумчивый взгляд от тарелки с овсянкой, - эта ваша родственница тоже участвовала?

- Ассистировала... подготовка ритуалов. Всякого рода хозяйственные мелочи... к примеру, мел закупить или свечи, или вот проследить, чтобы веревки доставили конопляные нужной толщины. У нее это неплохо получалось. Карты пациентов вела опять же...

Чудесно.

Моя семья в полном составе искупалась в этом дерьме.

- Она была совсем слабенькой ведьмой. Как-то обмолвилась, что дар должен был перейти к детям...

Но не перешел.

А куда подевался? Или никуда? Простенький амулет сокрытия, и вот уже никакой проклятый дар не смущает умы честных прихожан.

Но почему?

И...

- Надо брать обеих, - сказал Вильгельм, поднимаясь. - Потом разберемся.

И в этих словах имелся здравый смысл.

...тетушка Фелиция вязала носки. Она сидела в кресле-качалке, укрыв ноги клетчатым пледом.

Небольшой домик, вполне симпатичный, надо полагать, по летнему времени. Даже зима не стерла терпкой этой пасторали. Розовые стены. Красная крыша с трубой, из которой поднимались аккуратные клубочки дыма. Деревца.

Дорожка из желтого камня.

Пара садовых скульптур того умильно-домашнего типа, которые у меня вызывают острые приступы зубной боли.

Кружевные занавесочки на окнах и шторы в горошек.

В горошек, мать его...

Пушистые ковры.

Вышитые подушечки. Фарфоровые пастушки и фарфоровые овечки. Целые стада этих гребаных овечек, занявших и каминные полки, и книжные, и даже махонький столик для игры в ломбер.

- Ах, дорогая, - тетушка взмахом руки отпустила служанку. - Как ты вовремя... я как раз собиралась пить чай... сегодня на удивление прохладно. Впрочем, зима у нас, если вы заметили, очень сырая... у меня кости ломит... а вы, вижу, простыли... мой младшенький постоянно зимой простужался.

Кажется, тетушка не видела ничего странного ни в моем визите, ни в моем сопровождении.

Она отложила вязание в аккуратную корзинку, украшенную разноцветными атласными ленточками. И только спицы воткнула в клубок как-то... очень уж выразительно.

- Присаживайтесь, господа... присаживайтесь... полагаю, у вас возникли ко мне вопросы... я всегда рада помочь матери нашей Церкви, - тетушка склонила голову и коснулась сложенными щепотью пальцами лба. Мол, помыслы ее чисты, а побуждения светлы.

Почему-то Вильгельм подчинился.

Присел.

И рядом на диванчик, обтянутый той же тканью в горошки, опустился Диттер. Дядюшка оседлал пухлую банкетку, а Монку досталось крохотное креслице, в которых только кукол усаживать, но жрец удивительным образом вместился, только поерзал, пытаясь устроиться поудобней.

Он вздохнул.

И уставился на тетушку печальными очами. Она же зазвонила в колокольчик.

- Берта совсем от рук отбилась, - доверительно произнесла она. - Ах, дорогая... мне так жаль... так жаль... слышала о Мортимере... какой ужас...

Она покачала головой и языком цокнула.

А ведь тетушка когда-то была красива. Она и сейчас могла бы выглядеть чудесно, если бы взяла труд, но... серое шерстяное платье сидело на ней мешком. Кружевной воротничок лишь подчеркивал общую унылость ее наряда.

Фартук и вовсе гляделся смешно.

А темные чулки - нелепо.

Вот лицо у тетушки округлое, мягкое. Черты правильные. И волосы хороши, вон до чего толстая коса получилась. А главное в них - ни следа седины... и спрашивается, отчего она не хочет заняться собой?

Или...

- Как вы потеряли дар? - поинтересовался Вильгельм.

Надо сказать, выглядеть он стал куда как лучше. Глаза все еще красноваты, но носом уже не хлюпает, да и вернулась в движениях былая резкость.

- Дар? - тетушка взмахнула ресницами, а пальцы ее пробежались по ряду булавочек, воткнутых в карман платья. - Какой дар?

- Ваш, - Вильгельм поерзал и ткнул Диттера локтем. - Подвинься. А вы говорите... вы не стесняйтесь... вы ведь были второй ученицей в Салемской ведьминской школе. Подавали большие надежды...

Второй ученицей?

В одной из старейших и славнейших школ Империи? Да быть того не может... или... или я до отвращения мало интересовалась жизнью своих дражайших родственников. И ладно бы настоящей, так ведь прошлое, оказывается, куда как интересно.