Карина Демина - Мертвая

Неуместные мысли.

Мне предстоит не самая приятная беседа с родственниками Нормы, которые, вполне вероятно, считают меня убийцей, а я о сырах думаю. Я поправила белый воротничок платья и, оттягивая начало неприятной беседы, огляделась. Светлый песок. Белесые ветви плакучих ив и тихое журчание фонтана. Однако в этой благости просматривались первые признаки упадка.

...садовника или рассчитали, или платили столь ничтожно мало, что он не давал себе труда присматривать за садом. Ивы не стригли пару лет, и форма крон их изменилась и не в лучшую сторону. На грязной зелени газона проступали пятна земли.

А вот и полынь серая кладбищенская.

И значит, кто-то в светлом доме магией балуется... любопытно...

...трещина в цветном стекле.

Щербатые ступеньки.

Стук дверного молотка, усиленный магией, спугнул голубей, гнездившихся под крышей. К счастью, голуби были не белыми.

Открыли нам далеко не сразу.

- Вы?

- Я, - ответила я, разглядывая Теодора Ингвардоттера, соизволившего лично подойти к двери. Кажется, дела у семейства обстояли куда хуже, чем можно было предположить.

Или у дворецкого выходной?

А герр Теодор просто проходил мимо

- Да как вы... - его лицо медленно наливалось краснотой.

- У нас к вам есть вопросы, - Вильгельм невежливо оттеснил меня и сунул под нос хозяину белую бляху, которая произвела воистину магическое впечатление: плечи Теодора поникли, а сам он разом будто сделался старше.

- Она...

- С нами, - Вильгельм сунул два пальца под воротничок и дернул шеей. - Мы хотели бы побеседовать...

- Конечно.

В доме пахло горем.

И пылью.

Здесь явно убирали, но то ли неумело, то ли лениво, не давая себе труда заглядывать в дальние углы. Свет проникал в узкие окна, а витражные стекла окрашивали его в алый, голубой, желтый, и пятна ложились на белый пол.

Белая лестница начиналась меж двух колонн.

Светлые картины висели на стенах... много воздуха, пустоты и... все еще горя. Он действительно любил дочь. И теперь стоял, растерянный, еще не способный осознать того факта, что Нормы больше нет.

И я...

Я его понимала.

Я сама долго не могла поверить. Все ждала и ждала... я ложилась спать, безумно надеясь, что следующий день все переменится, что родители вернутся, что они просто уехали и надо подождать. Я и ждала. День за днем. Два и три... и месяц, и год... и не знаю, в какой момент произошло принятие.

- Я не убивала Норму, - я понятия не имела, что следует говорить в подобных случаях.

Сама я ненавидела слова.

Сочувствую... соболезную... на похороны приносили пироги, будто они каким-то непостижимым образом излечат душу. Я ненавидела эти пироги и людей, которые не желали оставлять меня в покое. Меня жалели, бедную девочку, оставшуюся сиротой.

Меня разглядывали.

Перешептывались.

И порой в словах сквозило странное злорадство, которого я до сих пор не способна осознать.

Теодор махнул рукой. Огляделся... нахмурился и открыл было рот. Вздохнул:

- Я отпустил прислугу... чай...

- Обойдемся без чая, - я взяла его под руку. - Мне жаль... мы с Нормой не слишком ладили... для меня она была чересчур идеальна...

Он кивнул.

И в глазах появилась... надежда? Определенно. Только на что он надеется?

- Но я ее не убивала, что бы вам... все куда сложнее, - я подвела Теодора к диванчику, которому явно требовалась реставрация. Вон темное гобеленовое покрытие выгорело, а местами и протерлось.

Определенно, им было на что тратить деньги помимо благотворительности.

- Расскажите о том дне, - попросила я, а Тео вцепился в мою руку.

Он не старый.

И выглядит вполне прилично. Овдовел лет этак пять тому и мог бы подыскать невесту с неплохим приданым. Титул взамен на деньги - неплохой вариант, а он продолжал жить один.

...или не в деньгах дело?

Мужчины мало внимания обращают на обстановку, а Норму больше занимали чужие проблемы, нежели содержание дома. Слугам же... опыт показывает, что в большинстве своем им глубоко плевать на хозяйские беды, собственных хватает.

Диттер устроился за софой.

Вильгельм подтянул кресло поближе, причем под ним обнаружился целый выводок пыльных клубков.

- Я... день обыкновенный... мы поругались... мы часто с ней ругались. Она была такой...

- Святой.

- Светлой, - поправил Теодор, освобождая руку. Он отряхнулся, подтянулся, приходя в себя. - Слишком светлой для этого мира, поэтому ее и...

...если ему будет легче так думать, то пускай. Я промолчу.

Инквизиторы тоже.

А Монк, прилипший к стене меж двух светлых картин, и вовсе не в счет, хотя уж он-то мог бы многое рассказать о душах и путях их.

- Она... просила денег... для приюта... она была в этом... в комитете, - он говорил медленно, тщательно проговаривая каждое слово. - Постоянно кому-то помогала... надо было отпустить ее учиться... она хотела... в столицу... глядишь, все и...

Он замер, уставившись на собственные руки.

Да, с этими мыслями ему не расстаться. А что, если... если бы Норма отправилась на учебу? Если бы прижилась в столице... если бы нашла себе кого-то по вкусу... все ж в нашем городке выбор женихов, мягко говоря, ограничен...

...если бы она создала семью.

Если...

- Ей жаль, что вы поругались. Она очень любила вас и своих сестер... она просила передать.

Тео сглотнул.

И... замер.

Сжал кулаки. Тихо произнес:

- Что будет... тем, кто... кто ее убил?

Тем?

Уже во множественном числе... его ведь не было там или...

- Мейстер Шварцвертер мой старый друг, - пояснил Теодор, видя наше недоумение. - И ради нашей дружбы он не стал скрывать... ничего не стал... я знаю, что моя девочка умирала долго, мучительно... я знаю, что с ней сделали. И я хочу знать, что сделают с теми, кто...

- Костер, - Вильгельм был серьезен, как никогда. - Клянусь своим именем.

И Теодор слегка наклонил голову, принимая обещание.

- Она просила денег... я отказал... мне девочек в свет выводить, а это дорого... мы не разорены, вы не подумайте... просто... я не знаю, что со всем этим делать, - он развел руками. - Анна смотрела за домом, а ее не стало и... я как во сне жил... думал, хуже уже не будет. А оно...

...стук каблучков разнесся по дому.

И мы все обернулись на лестницу.

Ингрид, младшая сестра нормы. А девчонка подросла... и похорошела, с неудовольствием вынуждена была отметить я.

Не люблю красивых женщин.

Хрупкая.

Воздушная.

Вся какая-то... полупрозрачная, что ли? Облако белых волос. Остренькое личико. Глазищи огромные, губы бантиком... а ведь эта бледность отчасти искусственного происхождения, как и тени под глазами. Мужчины могут быть слепы, но меня не обманешь: девчонка умела пользоваться косметикой.

И кудряшки ее слишком уж аккуратны: не обошлось без косточек.

Платье темное, траурное, но выгодно подчеркивает тонкую талию. Квадратный вырез глубок ровно настолько, чтобы соблюсти приличия, но при этом приоткрыть грудь... и оба моих инквизитора уставились на эту самую грудь... и не только на нее.