Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 2 [litres]

Граница, которая оказалась перейденной на этот раз, была именно той, за которую переживал Раутос Хиванар. Давление от рассыпающейся, не справляющейся со своей ношей экономики. Нехватка монеты, непосильный груз гигантских, все увеличивающихся долгов, внезапная невозможность за что-либо заплатить. Патриотисты могли сколь угодно обнажать мечи и кинжалы, грозить своими узловатыми дубинками, но когда на другой чаше весов – отчаянный голод и ощущение надвигающейся разрухи, с тем же успехом можно размахивать тонким прутиком.

Перед этой перспективой тисте эдур были совершенно беспомощны. Изумленные, ничего не понимающие и совершенно ни к чему не готовые. Разве что их ответом будет – убивать. Всех подряд.

Еще одна явная ошибка Кароса Инвиктада. Пренебрежение, с которым куратор относился к тисте эдур, вполне могло оказаться самоубийственным. Их императора не одолеть. К’риснан способны выпустить на волю магию такой силы, что хватит на всех до единого летерийцев. А этот болван рассчитывает справиться с ними посредством арестов?

Нет, Патриотисты принесли определенную пользу; мало того, в какой-то момент без них было не обойтись. Однако…

– Добро пожаловать в Дрен, Венитт Сатад.

Не поднимая взгляд, Венитт потянулся за вином, попутно сделав небрежный жест:

– Присаживайтесь, Орбин Правдолов.

Потом все-таки взглянул на него.

– А я тут как раз о вас думал.

Отвратительный толстяк ухмыльнулся.

– Для меня это большая честь. То есть в том случае, если ваши мысли были лично обо мне. Если же вы думали о Патриотистах в целом, тогда, боюсь, слово «честь» совершенно не подходит.

Хозяин кабачка пытался подтащить еще один стул, однако было очевидно – от чего бы он там ни хромал, ему очень больно. Венитт Сатад вернул бутыль на место, встал и подошел, чтобы помочь.

– Покорнейше прошу меня простить, добрый господин, – выдохнул старик, мертвенно-бледный, на верхней губе блестят крупные капли пота. – Я тут вчера немного упал, господин…

– И, похоже, не слишком удачно. Послушай, оставь-ка мне этот стул и принеси нам еще бутылочку – если их у тебя не все побили, конечно.

– Огромное вам спасибо, господин…

Прикидывая, где старик сумел раздобыть такой массивный дубовый стул – достаточно прочный, чтобы выдержать вес Орбина, – Венитт Сатад отволок его к столу прямо по брусчатке и установил с противоположной от себя стороны, затем вернулся на свое место.

– Если не честь, – сказал он, снова взяв бутыль и наполняя единственный стоявший на столе глиняный стакан, – то какое же именно слово приходит вам на ум, Орбин?

Правдолов опустился на стул и громко, с присвистом выдохнул:

– Мы могли бы обсудить это чуть позже. Я уже не первый день ожидаю вашего приезда.

– И тем не менее, как бы меня здесь ни ожидали, по приезде я не застал в городе ни вас, Орбин, ни управителя.

Тот небрежно махнул рукой – к столу как раз прихромал хозяин со вторым стаканом и очередной бутылью синецветского вина, потом, кланяясь, удалился.

– Управитель настоял, чтобы я сопровождал его в плавании. Он что-то завел привычку почем зря тратить мое время. Уверяю вас, Венитт, подобная роскошь уже в прошлом. Я имею в виду – для Летура Аникта.

– Подозреваю, он сейчас не в лучшем расположении духа.

– В панике.

– Он не уверен, что сможет навести порядок?

– Недостаток уверенности никогда не относился к числу слабостей Летура Аникта. Что касается способности соразмерять эту уверенность с реальностью, то это другое дело.

– Какая неудача, что наместник решил сопровождать атри-преду Биватт в восточной кампании.

– Верно, неудача, и быть может – фатальная.

Брови Венитта Сатада поползли вверх.

– Выпейте вина, Орбин. И, будьте добры, поясните смысл своей последней фразы.

– С отрядом отправились убийцы, – ответил Правдолов, нахмурившись в знак того, что не одобряет сего факта. – Уверяю вас, что послал их не я. Летур ведет с наместником собственную игру. Политическую. Сказать по правде, я не думаю, что Брол Хандар вернется в Дрен – разве что в виде просоленной мумии.

– Понимаю. Однако в данной ситуации подобные игры не пойдут управителю на пользу.

Орбин кивнул и налил себе полный стакан.

– Да, в отсутствие Брола вся вина за вчерашние беспорядки целиком ложится на управителя. И это наверняка не останется без последствий, я правильно понимаю?

– Бунт, Правдолов, еще не окончен. Ночью он вспыхнет снова, выплеснется из трущоб с еще большей яростью и мощью. На усадьбу Летура будут новые атаки, довольно скоро начнут нападать и на другие его владения по всему Дрену, а их он защитить уже не сможет. Казармы окажутся в осаде. Будут грабежи. И убийства.

Орбин наклонился поближе, потирая сальный лоб:

– Значит, все правда? Финансовый коллапс?

– Империя шатается. Свободное попечительство при смерти. Когда людям станет известно, что бунтуют не только у них, а повсюду, город за городом…

– Тогда очнутся тисте эдур.

– Именно.

Орбин не отводил взгляда от Венитта Сатада:

– Ходят слухи о войне на западе.

– На западе? Что вы имеете в виду?

– Вторжение с моря, нацелено в первую очередь на самих тисте эдур. Карательная операция следом за возвращением флотов. Некой отдаленной империи не слишком нравится, когда убивают ее подданных. А теперь сообщают еще и о том, что вдоль границы собираются армии Болкандо и их союзников.

– Альянс, который мы сами и создали, – принужденно улыбнулся Венитт Сатад.

– Верно. Еще один блестящий план Летура Аникта вышел ему боком.

– Вряд ли это был его единоличный план, Орбин. Ваши Патриотисты изрядно постарались, чтобы поддержать пропаганду.

– Хотел бы я иметь возможность вам возразить. Таким образом, наша беседа вернулась к тому единственному слову, которое пришло мне в голову вместо слова «честь». Я вижу вас здесь, в Дрене. Поймите меня правильно, Венитт Сатад. Мне известно, какую именно работу вы выполняете для своего хозяина, и мне также известно, насколько вы хороши в своем деле. Я знаю даже то, о чем понятия не имеет Карос Инвиктад – и не имею ни малейшего намерения его просвещать. В отношении вас, сударь.

– Стало быть, вы говорите сейчас от своего собственного имени? Не как представитель Патриотистов?

– Да – поскольку не хочу умирать.

– Тогда слово «честь» действительно не годится.

Орбин Правдолов, самый страшный человек в Дрене, осушил стакан вина. Откинулся назад.

– Вы сидите здесь, посреди разрушений. Люди, что торопятся мимо, вас видят, и, хотя ни в вашем лице, ни в вашей позе нет ничего примечательного, все же обращают внимание. И мороз продирает их до самого сердца, пусть они даже не понимают почему. Но я понимаю.